В третьем классе нас принимали в пионеры. «В пионеры примем только самых лучших, только самых достойных» — раз за разом повторяла нам наша «Вторая мама». Я снова волновался, попаду ли я в число самых-самых. Но в пионеры приняли снова всех. Только Сашку Чибисова, закоренелого двоечника и отъявленного хулигана не приняли. Он во втором классе остался на второй год, и его приняли в следующем году, со своим классом. Да еще одного мальчика не приняли. Был ли он не самым достойным, я не знаю — он учился не в нашем классе, и я не был с ним знаком. Только слышал, как его учительница сказала другой, что галстука у него нет, взять не где, и теперь он будет не пионер. Я хотел вмешаться и поправить, дескать, он останется октябренком, но перебивать старших не стал. Хотя, я думаю, мальчика все равно в пионеры прияли. Даже не обязательно на собрании класса, — извините, отряда — а просто забыли, что он не был принят, и стали считать его не хуже всех. Но это мои догадки.
Пионерия, я вам скажу, это не хухры-мухры!
Начать с песенок-считалок. Не только «Пионер — всем ребятам пример!» Кто такие «все ребята», если все поголовье сверстников в красных галстуках, мы никогда не задумывались. Не только множество пионерских песен. «Эх, хорошо в стране Советской жить! … Красный галстук с гордостью носить!». Но и почти официальный (или даже официальный) гимн организации: «Взвейтесь кострами синие ночи, мы — пионеры, дети рабочих!».
Но я увлекся. Так охватила меня гордость за то, что был я пионером, что даже забыл я рассказать, о дне приема. Как стояли мы на школьной линейке, одетые в белые рубашки, и с завистью смотрели на классы построенные слева от нас. Они красовались красными галстуками, и при вносе знамени отдавали пионерский салют. Салют, когда он пионерский, это не значит, что из пушек в небо огнями стреляют. Салют — это жест, пионерское приветствие, чем-то похожее на отдание воинской чести, только ладонь не прикладывают к виску, а поднимают над головой. Точно смотришь из-под руки, только рука еще чуть-чуть повыше. Правда, салют отдавали только на официальных пионерских мероприятиях, в повседневной жизни с нас этого никто не требовал, а нам такое и в голову не приходило.
Потом мы хором читали пионерскую клятву. А ведь готовились к вступлению в пионеры — клятву наизусть учили. Ох, не удержусь, рискну! Сейчас я ее на память попробую воспроизвести. Извините, если где напутаю. Итак.
«Я, пионер Советского Союза, вступая в ряды пионерской организации перед лицом своих товарищей торжественно клянусь: горячо любить свою Родину, жить учиться и бороться как завещал великий Ленин, как учит коммунистическая партия, всегда выполнять законы пионеров Советского Союза!».
Кажется все верно. Правда, вызывает сомнение «я, пионер», поскольку произносящего клятву еще принимают, а не уже приняли, но, кажется, так в тексте и было. Текст этот — почти воинская присяга, только сильно укороченная, правда? Но мы тогда этого не знали, а то совсем бы нос задрали.
Потом нам повязали галстуки. Пионерский галстук, он красного цвета, в форме треугольника. Красный он, потому, что он частичка красного знамени. А знамя красное, потому что оно напитано кровью борцов за свободу. Носили эту частичку знамени, как и обычный галстук на шее, завязав словно косынку. Нет, не как косынку. Ни в коем случае нельзя было завязывать галстук узлом. Нужно было завязать его «валиком». Ох, и мучился же я потом с этим валиком! Так вот, повязали нам галстуки, потому, что сами мы бы не сумели. Кто повязывал не помню, наверное, девочки-старшеклассницы.
И вот, наконец: «Пионеры! К борьбе за дело коммунистической партии будьте готовы!». И хором, с гордостью и воодушевлением, не жалея легких: «Всегда готовы!».
«Вам страшно повезло, — говорила наша учительница, — вы должны гордиться. Вас приняли в октябрята в пятидесятилетие Октября, а в пионеры на столетие Ленина!». Я удивлялся этому счастью, свалившемуся на мою голову совершенно незаслуженно. Я пытался высчитать, кому когда-нибудь везло подобным образом. Кому еще так повезет? Получалось — никому! Ведь если кого-то примут в октябрята на столетие революции, будет это в 2017 году, то в пионеры их примут в 2020 году, Ленину тогда будет 2020-1870 =150 лет. Тоже, конечно круглая дата, но все-таки… Да и когда еще это наступит! Да и что не говори 50 и 100 круглее чем 100 и 150. Да и когда еще… Нет, изумлению моему не было предела. И гордости тоже.
Да, пионерия, я вам скажу, это не фигли-мигли! Не только гимн организации, но и даже сама организация!
Теперь каждый ряд в классе назывался звеном, сам класс именовался теперь отрядом, пионерские классы школы — дружина, а городская организация, если я ничего не путаю — городская дружина. Теперь у нас были самые настоящие выборные должности: звеньевой, председатель совета отряда, председатель совета дружины. Чтоб был у нас совет отряда я не помню, но председатель у него был, это точно. Функции выборной пионерской верхушки, я себе представляю с трудом. Вернее никак не представляю. Ну выбрали и выбрали.
Насчет городской организации, я тоже не зря усомнился, не знаю я, была ли она вообще. Но, городские слеты пионеров случались. Слет пионеров, это как съезд партии, только в названии больше непосредственности, юношеского задора, что ли, — «слет»! Мы, молодые орлята, даже не съезжаемся, а слетаемся.
Слетал я как-то раз на городской слет. Было это так. Однажды учитель зачитала нам список фамилий, в котором значилась и моя и сказала: «Всем перечисленным быть в воскресенье в одиннадцать ноль-ноль возле городского сада. Форма одежды парадная». Дорогие мои! Могу ли я описать охватившее меня смятение чувств! Ведь впервые в жизни я оказался не только в том числе самых достойных, в котором оказывались все без исключения. Я был назван достойным из достойных, одним из самых достойных в городе! Шутка ли! Нет, конечно, не председатель совета дружины, но… Короче ночь я не спал. Утром нас одетых в белые рубашки и красные галстуки построили в линейку возле городского клуба, мы отсалютовали знамени, прослушали здравницу, и были отпущены по домам.
А вот на всесоюзных слетах мне бывать не приходилось. Это к лучшему, такой нагрузки моя психика не выдержала бы. А всесоюзные слеты случались. О них писала пионерская пресса.
Да, пионерия, я вам скажу, это не трали-вали! Не только гимн организации, не только сама организация, но и печатные издания. Журналы «Пионер» и «Костер» и даже газета — «Пионерская правда». Были в общем-то и журналы для самых маленьких. «Веселые картинки» — но это совсем для дошкольников. И еще «Мурзилка». «Мурзилка» — хоть и для младших классов, но журнал скорее просто детский, чем октябрятский. А пионерская пресса — во истину пионерская!
Название «Костер» выглядит странным только для непосвященных. Ведь костер был одним из символов пионерии. Костер был непременным ритуалом закрытия сезона в пионерлагерях. И даже пионерская звездочка была пылающей. Звездочка — это уже не первичка, звездочка — это значок. В отличии от значка октябрятского, Ленин был на нем уже взрослый, под ним была ленточка (металлическая, разумеется) с девизом: «будь готов!» или может там было написано: «всегда готов!» не помню. А сверху, как я уже упоминал, пылали три языка металлического пламени. Значок, конечно же, был лучше, а главное «взрослее» октябрятского. Правда, носить его в отличие от галстука было необязательно. Между наиболее дерзкими пионерами и учителями постоянно возникали споры. «Ты почему без галстука?!» «А я со значком!» «Мало ли что ты со значком, почему ты без галстука?!» «А я со значком!» «Все равно должен быть галстук!» «А зачем тогда значок?» итак далее, сказка про белого бычка. Да, увы с грустью и печалью, с чувством неизменной тоски, приходится констатировать: повзрослели мы только внешне. По-прежнему пионерской жизнью руководил классный руководитель. Представьте себе пионера, который говорит учителю: «Вас, не члена нашей организации, наша жизнь не касается! За свой проступок я буду отвечать перед советом отряда!». Я думаю, что подобная фраза послужила бы поводом для беспрецедентного случая — исключения из рядов пионерской организации. Правда, проходи такой разговор наедине, ход последствиям дать было бы уже некому — почтенный педагог скончался бы на месте от инфаркта миокарда. Но стремительного повышения уровня смертности в рядах наших педколлективов зарегистрировано не было. И все по одной причине. Вы можете представить себе такой диалог? Вернее, эту реплику? Вы, наверное можете… А вот мы не могли.
Да, как вы поняли, пионерской жизнью занимались не сами пионеры, и даже не «старший брат» пионерии — комсомол, делами пионерскими занимались те же учителя. А дел, насколько я помню, было два. Сбор макулатуры, и сбор металлолома.
Увы, друзья мои, увы, но должен я сделать краткое отступление. Хоть и обмолвился я явно или неявно, что моя биография, это и биография поколения, но все не так буквально. И если жизнь кого-нибудь из моих сверстников была другой, я ничуть не виноват в этом. Не могу я рассказать, как я стал чемпионом мира по шахматам, ибо не становился я чемпионом по данному виду спорта. Я могу рассказать только, как я стал чемпионом мира по шашкам Ласкера, но вряд ли это кого-нибудь интересует, ибо не каждый представитель моего поколения был чемпионом по шашкам Ласкера, не каждый знает эту игру, и не каждый слышал фамилию Ласкер. Хотя, не каждый был удостоен чести быть делегатом городского слета пионеров, но я об этом своем опыте уже рассказал. Единственный вывод, который могу я сделать, из этого путанного объяснения: это только моя биография, слишком типичная, потому и ставшая биографией поколения, или, другими словами, это биография поколения, рассмотренная через узкую призму всего одного его представителя, оттого и ставшая только моей.
Из периодики я знал, о неких голубых и зеленых патрулях, о юных друзьях милиции, пограничников и пожарных, о всесоюзных пионерских играх, о пионерлагерях «Орленок» и «Артек» и еще о чем-то может слышал. Но не расскажу я этого, ибо к стыду своему не помогал я нашей доблестной милиции ловить злоумышленников (в пионерские годы), и даже не слышал о наличии отряда ЮДМ в нашем городе.