Как Патрикеевна служебной собакой стала.
Патрикеевна, не забыла свою мечту о белой яхте. Она давно придумывала план, как бы ей перейти болото, но ничего в голову не приходило. Неизвестно, сколько бы она раздумывала над этим, и придумала ли что-то хоть когда-нибудь, но как обычно бывает в таких ситуациях, помогла случайность. Медвежата грелись на солнышке, присев на ствол упавшего дуба. — Давно мы мёду не ели, — мечтательно произнес Михайло.— А я бы яблочек сейчас отведал, — сказал Потапыч.— Интересно, где мама мёд берет? – поинтересовался Михайло.— А яблочки где? – спросил Потапыч в ответ.— Мёд пчелы делают, — сообщила Патрикеевна, выходя из зарослей волчьей ягоды.— А где живут пчелы? – сразу заинтересовался Михайло.— Пчелы живут в дупле. Высоко-высоко на дереве, — объяснила лисица, — а медведи летают за медом на воздушном шаре.— А где взять воздушный шар? – спросил Михайло.— А яблоки кто делает? – спросил Потапыч.— Яблоки ежики приносят, — сказала Патрикеевна, — они их на иголки накалывают и несут к себе домой.— Я смотрю, ты время зря не теряла! – крикнул Длинноухий, выпрыгнув из ниоткуда, — мультиков на моем волшебном планшете насмотрелась!— Откуда ты знаешь? – удивилась Патрикеевна.— Потому что ежики грибы и яблоки на иголках только в мультиках носят! – заявил Длинноухий, Это все глупые люди придумали. А умные люди знают, что…— А что они носят на иголках? – спросил Михайло.— Ничего они на иголках не носят, — ответил Длинноухий, — вот подумай, как он может себе на спину положить яблоко?— А как они запасы на зиму делают? – удивился Потапыч, — во рту что ли носят?— И во рту они ничего не носят. И запасов не делают.— Как же они зимуют? – ехидно спросила Пантелеевна.— А как Топтыгины зимуют? – вопросом ответил заяц.— Мы спим зимой, — сказал Михайло.— Вот и ежик зимой спит, — сказал Длинноухий, спит как медведь!— Так может они совсем яблок не едят? — так же ехидно поинтересовалась Патрикеевна.— Ежик может съесть яблоко, — сказал Длинноухий, — только он яблоки не очень любит.— Ну-ка, заяц, расскажи, чем питаются ежи, — неожиданно сочинил стишок Михайло.— Да идите, и у самого ежика спросите, устал я с вами, — махнул лапой Длинноухий.— Ну пожалуйста, мне интересно, — попросил Михайло.— Ежики любят улиток, — сказал заяц, — жучков-червячков всяких. А могут мышку поймать. Или даже змею.— Как змею? – не поверил Михайло.— Змею он не может съесть, — рассудительно сказал, — Потапыч, — змея его укусит!— Может и укусить, — согласился Длинноухий, — только если тебя змея укусит, или меня, то мы и умереть можем. А ежику все нипочем. На ежика змеиный яд не действует. А ты про яблоки говоришь, Патрикеевна. Эй, Патрикеевна!Но лисы уже и след простыл.Патрикеевна уже неслась к светлой роще, на бегу придумывая план. Она летела так, как будто рощу могут закрыть на обед. Словно боялась опоздать.Ежик бегал по поляне и ловил кузнечиков.— Слушай, ежик, — начала Патрикеевна издалека, — а ты правда всю зиму спишь.— Правда, — ответил ежик.— А правда, что ты больше жучков любишь, чем яблочки?Ежик не ответил. Он увидел большого кузнечика.— А правда, что ты на змей охотишься.— Не правда, сказал ежик. Где тут змей взять! Змеи только в скалах на том берегу Быстрой речки. А через нее не переправишься.— А я знаю, где большую-пребольшую змею найти – сказала лиса.— Где? – сразу навострил уши ежик.— За Камен… — начала лисица и поправилась, — на болоте.— За каменными воротами? – спросил ежик, — я туда не пойду. Оттуда никто не возвращался.— Я же вернулась! – горделиво возразила лисица.— Не пойду! – отрезал ежик.— Да тебе и идти не нужно, — запела Патрикеевна ласково, — тебя Топтыгин на лапах туда отнесет!Ежик задумался.— Ну, если отнесет, — сказал он, и быстро передумал, — тогда не понесусь.— А я тебе за это мышей наловлю целый мешок, — сказала Патрикеевна, — ты же знаешь, как здорово я умею мышей ловить!Патрикеевна так же стремительно бежала к берлоге.— Потапыч, — выпалила она, — я узнала, где мёд можно взять!— Я яблочек хочу, — степенно ответил Потапыч.— Потапыч, — сказала лисица, — я знаю, где яблочек взять! Михайло, я знаю, где мёд растет!— Врешь ты все, — сказал Потапыч, — мне мама говорила, что тебе нельзя верить!— И мед не растет, — добавил Михайло.— Не мед, дерево растет, — сразу поправилась Патрикеевна, — а в дереве дупло. Низко-низко. Ты на задние лапы встанешь, и дотянешься. И пчелы там живут добрые-предобрые. Они там не только не кусаются, а сами мёд приносят, и в рот кладут. А собирают они этот мёд со цветков фейхоа.— Пойдем, — попросил Михайло Потапыча.— Я не пойду, ответил медвежонок, — я лисе больше не верю.— Но она же у нас ничего не украдет, у нас ничего нет с собой.— Все равно не пойду. Я никуда больше с Лисицей не пойду.— Ну мы только посмотрим на дерево…Однако, Потапыч был непреклонен.— Медовое дерево, растет на том берегу болота, — рассказывала Патрикеевна Михайло.Тот улучил момент, и смылся от брата, и теперь шагали с лисой, причем Михайло нес в лапах ежика. Ежик молчал. Он был сосредоточен на предстоящей охоте.— Я не пойду на болото, — сказал Михайло и остановился, — мы и в прошлый раз оттуда едва выбрались! — Да. Нам помешала гадюка, — ответила лисица, — но тогда с нами не было ежика. А теперь ежик змею съест, и мы спокойно пойдем дальше.Лиса думала, что без труда найдет дорогу на островок, где у нее была волнующая встреча с гадюкой, но все оказалось не так просто. Все кочки на болоте выглядели почти одинаково, Все мертвые деревья тоже. И найти дорогу казалось просто невозможно. Несколько раз Патрикеевна попадала в трясину, и Михайло приходилось ее вытаскивать. Хоть теперь лиса была очень осторожна, и как только не чувствовала под ногами твердую почву, быстренько поворачивала назад. Можно сказать, Патрикеевна рисковала жизнью. Но игра стоила свеч. Белая яхта ей уже снилась каждую ночь.Проплутав так почти целый день, друзья вдруг оказались на знакомом берегу. Точнее, они даже и не поняли, что это тот самый берег. Но сосна перекинутая мостиком на островок была удивительно знакомой. — По бревну я не пойду! — заявил Михайло, оно тонкое, а я тяжелый.
— А там еще и медовое дерево есть. Оно волшебное. В него не пчелы мёд носят, а мед сам на нам растет. Да и какой мёд! Настоящий! Липовый! – сказала Патрикеевна.
— Не пойду я по бревну, — отрезал Михайло.
— Ладно, — согласилась Патрикеевна, — ежик, иди вот по этому мостику, тут недалеко.
— Я тоже один не пойду, — сказал ежик.
— Почему? – удивилась Патрикеевна.
— А вот не пойду и все! Никто идти не хочет, и я не пойду.
— Хорошо, — сказала Патрикеевна, — я пойду вперед, а ты ступай за мной.
Патрикеевна робко ступила на сосну и стала перебираться. Змеи она по-прежнему боялась, но у не был план, и змея была частью этого плана.
Конечно, гадюки на острове могло и не оказаться, никто не знал, куда она уплыла по трясине, и вернется ли назад. Но где ее искать еще, тоже никто не знал.
Но змея была на своем островке. Она словно ждала Патрикеевну в гости.
—Аааа, многоножка, —прошипела она чуть не радостно, — снова ты! Приползла, чтоб я тебя цапнула за лапу?
Патрикеевна не показала виду, что ей страшно.
— Смотри, кого я тебе привела, — ответила она, и сделала шаг в сторону.
Гадюка так давно жила, что уже не помнила своего имени. Зато она была ловкой и опытной.
Увидев ежика, она мигом залезла на сухую иву, стоящую на островке. Патрикеевна с ежиком стояли внизу, задрав головы, и не знали, что делать. Наконец, лиса придумала.
— Михайло, иди сюда! – крикнула она.
— Зачем? – спросил простодушный Михайло.
— Помнишь, как ты вон ту сосну повалил? – Крикнула Патрикеевна, — а эту веточку ты с корнем выдернешь.
— Ага, — «согласился» Михайло, — я только к этой иве подойду, а змеюка меня за голову укусит!
— Еще как цапну! – согласилась гадюка удобно устроившись в кроне дерева.
— А ты ежика на голову посади, — подсказала Патрикеевна, — он не даст змее тебя укусить, а сам ее укусит. Ты же такой богатырь!
Услышав похвалу, Михайло зашагал по стволу сосны.
Но не зря он сомневался. Сосна была давно высохшей и хрупкой. И прямо посередине она сломалась под медвежьим весом. Михайло упал в болото и оказался в самой трясине.
— Потапыч! – позвал он.
Но Потапыч остался дома, и помочь никак не мог.
Змея не умела хохотать, а так бы расхохоталась.
— Вот я сейчас уплыву, — прошипела она, — а когда вы уснете, я вернусь и тебя цапну!
— Как ты уплывешь! – расхохоталась в ответ Лисица, — ты на дереве, до воды тебе не допрыгнуть.
Змея промолчала. Патрикеевна, конечно, была права. Если бы при виде ежа, она уплыла по болоту, она бы была хозяйкой положения. Но она забралась на дерево, и теперь не могла оттуда спуститься.
— Давай дежурить по очереди! – предложил ежик шепотом.
— Это как? – не поняла Патрикеевна.
— Она заснет и свалится, — пояснил ежик, — или есть захочет. И надо, чтоб один из нас не спал. Если я спать не буду, я ее съем. А если ты спать не будешь, ты меня разбудишь, и я ее съем.
— Съесть-то ты ее съешь, — прошептала лисица в ответ, — А потом мы оба с голоды помрем на этом островке. Надо придумывать что-то другое.
— Тогда я прыгну и тебя цапну! – заявила змея, которая на слышала, о чем они шептались, — у тебя есть друг, он может меня победить. Но и ты умрешь.
— Как ты меня цапнешь! – беспечно ответила Патрикеевна, хотя была очень напугана. – Помнишь как на тебя с неба мои друзья падали!
Змея промолчала. Она, конечно, помнила, как плюхнулся в болото Серый Бок, а потом ей на голову свалилось, она даже не поняла что.
— Так у меня сто тысяч миллионов друзей! – гордо заявила лиса. – И все они умеют падать с неба. Если я попрошу, они все на тебя упадут и раздавят в лепешку! А еще у меня сто тысяч миллионов друзей которые едят змей! А еще сто тысяч миллионов друзей которые живут в болоте, выныривают и глотают змей целиком! Хочешь, я тебя с ними познакомлю!
Змее не очень понравилась такая перспектива.
— Так зачем ты приползла? – спросила она гораздо более миролюбиво.
— Я видела, как ты уплыла по болоту, — ответила лисица, — и болото тебя не засосало. Научи меня так.
— Вы, многоножки, — прошипела змея в ответ, так не можете. У вас весу много, а опираетесь вы только на лапы. А мы, змеи, опираемся на все тело.
— Ничего не поняла, — созналась Патрикеевна.
—Знаешшшь, прошипела змея, — я слышала, у вас в лесу какой-то Длинноухий есть, вот ты у него спроси, про массу тела и площадь опоры. Он, говорят, все знает, и все объяснить может. А я – всего лишь гадюка. Я плаваю и все. Я так умею, а почему, сама не очень понимаю.
Этого Патрикеевна не ожидала. Это никак не входило в ее план. Она думала, что научившись плавать как змея, она без труда преодолеет болото. Поразмыслив, она сказала:
— А ты можешь проводить меня на тот берег? Ты ведь все болото знаешь, наверное.
— Зачем тебя провожать? – удивилась змея, — Вот сосна. Вставай на нее переходи, и ты там. Ах, да. Мостик-то поломался!
— Вытащите меня наконец, — взмолился Михайло, — хватит вам языками чесать!
— Нет, — сказала Патрикеевна – не на этот берег, а на тот. Туда, за край болота. Да, и медведю выбраться помоги.
— Нет, — ответила гадюка, — это тебя я из трясины вытянула. Ты легкая. А этого не смогу. Я просто пополам порвусь, если он за меня как за веревку ухватится. И за край болота нельзя. Оттуда еще никто не возвращался.
«Из-за каменных ворот тоже еще никто не возвращался, а я вернулась», —Подумал Патрикеевна, а вслух сказала:
— Но мне очень нужно.
— Туда нельзя, — повторила змея, там город!
— А почему нельзя в город? – спросила Патрикеевна.
— Да помогите же! – крикнул Михайло, которого все сильнее затягивала трясина.
Змея не ответила Патрикеевне.
— Я вытащу его, — прошипела она, — только пусть колючая многоножка отойдет подальше.
— Ишь, ты какая! – ответила лисица. Ежик отойдет, а ты спустишься и уплывешь.
— А вот если уплыву, тогда ты всех своих друзей и позовешь!
— Я бы проводил ее, — сказал ежик, — попытается смыться, я ее тяпну!
— Тону! – заорал Михайло.
— Пусть ползет, — решила Патрикеевна, а то ведь правда, Михайло утонет.
Михайло выбрался на берег и упал без сил.
Гадюка вполне могла уползти, оставив лицу с ежиком на острове. Но…
Она не то что поверила «рыжей многоножке» про миллионы ее друзей, Но решила, что бог уж с ней. Врет он все, конечно. А если правду говорит. Уж лучше не рисковать. И она помогла «невольникам» перебраться на берег по сломанной сосне.
— Так почему нельзя в город? – спросила Патрикеевна, едва оказавшись на твердой суше.
— Потому, что там люди, — прошипела змея.
— А что такое люди? — не поняла Патрикеевна.
На самом деле, она уже видела и город, и людей в волшебном планшете Длинноухого, — Но она не поняла, что это такое.
— Лучше не знать, что такое люди, — прошипела змея, — за болото никто не ползает. Даже змеи туда боятся заползать, а многоножкам там и вовсе делать нечего.
— Ну и как хочешь! – обиделась лисица, — вот сейчас скажу друзьям, и они все вместе упадут на тебя с неба! Будешь ходить как камбала.
Змея испугалась, но на всякий случай спросила:
— А кто такая камбала?
— А это ты у Длинноухого спроси, — мстительно ответила Патрикеевна.
— Хорошо, — прошипела гадюка, — я провожу тебя. Но я тебя предупредила, что туда нельзя!
***
— Город почти везде, подступает к болоту вплотную, — Сказала гадюка, — только здесь есть островок относительной безопасности. Вот этот лесок, и поле за ним. Его так и называют «последний остров жизни». А дальше – тоже город. Если ты сунешься туда, мы больше не увидимся. Поэтому, прощай, глупая многоножка!
С этими словами змея быстро уплыла назад в болото, Патрикеевна даже не успела ничего ответить.
Она огляделась, лес как лес.
«Ну и ладно», — подумала лисица, — «по лесу я и одна погуляю. Тут не страшно».
Лес и в самом деле оказался очень маленьким, а за ним и правда раскинулось поле. А на том краю поля виднелось что-то непонятное и незнакомое.
«Мне туда», — решила Патрикеевна, и пошла по высокой траве.
По дороге она почувствовала, что проголодалась. Да и немудрено. Столько времени по болоту пробираться! Лиса прислушалась, не шуршит ли где-нибудь мышка. Потом она привстала на задние лапы, чтобы лучше видеть добычу в траве.
И пошла дальше вот так, вприсядку. Пару шагов как обычно, на четырех лапах, потом поднималась на задние, осматривала все вокруг, и делала еще несколько шагов.
Ей довольно быстро повезло, она поймала мышь.
— Не ешь меня, — пропищала та, я в городе у сестры гостила. Возвращаюсь к малым деткам!
— В городе? – удивилась лиса, — А говорили, что из города никто не возвращается и никто там не живет!
— Там и правда, никто не живет, — согласилась норушка, — только мыши.
— Только мыши? – усомнилась Патрикеевна.
— Мыши, да еще всякие птички-синички. А больше никто.
«Съесть я ее успею», — решила лисица, а пока лучше про город расспрошу.
— Как там, в городе живется, — спросила она.
—Там не плохо, но опасно очень, — пропищала мышка.
— И что там такого хорошего, — заинтересовалась Патрикеевна и подумала про белую яхту.
— Ой, там еды полно! – ответила норушка. И зимой, и летом! Круглый год! Даже запасов на зиму можно не делать!
«Как интересно», — подумала Патрикеевна, хоть сама никогда не делала никаких запасов.
— А еще там всегда тепло, — продолжала мышь, — и светло. Не всегда светло, но зимой светло дольше, чем в лесу.
— Так чего же ты там не осталась? – заинтересовалась Патрикеевна.
— Там страшно, там люди.
— А что такое люди? – лисицу уже начал волновать этот вопрос.
— Люди – это самый опасный враг и самая страшная опасность, — пискнула мышь.
— Даже страшнее меня? — удивилась лиса.
—Ооо! – мышь даже забыла, что разговаривает со страшной лисой, — вообще-то они трусливые, — заявила она, — нас они ненавидят и боятся!
— Тебя? —рассмеялась лисица, — Они что, такие маленькие?
— Они огромные, — ответила мышка, — но трусливые. Меня одна людь увидела, так заскочила на табуретку и визжала от ужаса, пока я не ушла, — добавила она горделиво.
«Если они такую кроху боятся, то мне беспокоиться и вовсе, не о чем», — решила Патрикеевна, — «я их всех запугаю!».
— А чем же они опасны, если такие трусливые, — спросила она, поразмыслив. Если они, увидев тебя, визжат, то поймать и вовсе не осмелятся.
— Да они и не смогли бы, — расхохоталась мышка и вовсе осмелев. Они неуклюжие, где им меня поймать!!!
— Так почему же они страшные? – недоумевала лиса.
— Понимаешь, в чем тут дело, — задумчиво ответила норушка, — вот возьмем, к примеру, сову. Или даже тебя. Тут ведь, кто быстрее, кто ловчее, тот и молодец! А у людей как? Они и ловушек понаделали. Здоровенные такие штуки размером с мою нору. Они и еду оставляют.
— Так это же хорошо! – воскликнула Патрикеевна.
— Это не простая еда, — ответила мышь, — это только с виду она еда, и вкусная и ароматная. А кто ее поест, тот умирает!
«Хорошо, что я ее расспросила», — подумала Патрикеевна, — главное, ничего не есть, чего так лежит. А в ловушки я не попадусь, они маленькие. А людей напугаю.
Она даже забыла о голоде, чем быстро воспользовалась мышка, юркнувшая в какую-то норку, и направилась к городу.
***
Но до города она не дошла. Прямо перед ней вдруг возникло неизвестно что. Это была серая полоса, по которой мчалось в обе стороны что-то непонятное и очень большое. «Может это и есть люди?», — подумала Лиса. Перейти серую полосу не представлялось возможным, и Патрикеевна пошла вдоль нее. Вскоре ей это наскучило и она решила рискнуть. Но едва она кинулась наперерез потоку, что то так страшно завизжало. Весь поток как-то сгрудился, остановился. Раздались крики.
Тут бы Патрикеевне и перебежать, но она так испугалась, что кинулась в обратную сторону без оглядки. Она сама не поняла, долго она бежала или нет, пока чуть не врезалась в какое-то непонятное существо.
— Добрый вечер, сударыня, что Вас так напугало? — промолвило это существо.
— А что это такое страшное, вон там? — спросила Патрикеевна, указала лапой на место, откуда недавно прибежала.
— Там? Там — дорога.
— А что такое дорога? — заинтересовалась Патрикеевна.
— Поймите, прелестное создание, — ответил собеседник и показалось, что он поправил пенсне. Хотя никакого пенсне на нем, конечно, не было, — что такое дорога, не в силах объяснить никто. Даже я. Кстати, позвольте представиться, — и показалось, что он приподнял шляпу, хотя и шляпы на нем тоже не было, — Рваный.
— Кто рваный? — не поняла лисица.
— Я — Рваный, — вымолвило существо, — зовут меня так.
— А почему Рваный? — удивилась Патрикеевна.
— Пацаны так прозвали.
— За что?
— Потому что на мне места целого нет.
— А почему, на тебе места целого нет? — решилась спросить она.
— Потому, что я ни разу не драпал, поджав хвост, — ответил Рваный.
Патрикеевна решила, что ознакомится с жизненным путем Рваного как-нибудь в другой раз. А «в другой раз», обычно означает «никогда».
— Ну расскажи про дорогу. Ну хоть как-нибудь, — взмолилась Патрикеевна.
— Дорога, она дорога и есть, — ответил Рваный, — машины по ней ездят.
—А что такое машины?
— Да.. — мечтательно протянул Рваный, — когда-то и я ездил на машине.
— Ты? — Удивилась лиса.
— Ваш покорный слуга, — ответил Рваный, — и это был шикарный лимузин. На нем меня привези в огромный особняк, это человеческая конура, — пояснил он для лисы.
— И что потом?
— А потом я вырос, — злобно гавкнул Рваный, — я, черт, вырос! Мне нужно было всегда оставаться щенком! Я так бы и жил. А я вырос и перестал быть забавным. Перестал быть интересным! Это же люди! Это они купили меня за деньги, как раба! Это они заглядывали мне в пасть, как лошади. Они забавлялись со мной, пока я был щенком. И они же выкинули меня.
Патрикеевна решила, что сейчас лучше промолчать. Но про себя подумала: «Снова люди. Да кто же они такие?».
И тут она подумала, что этот непонятный зверь, наверное, бывал в городе, если что-то знает про людей. А в городе живут только мыши. Но Рваный на мышь не походил совершенно. Сплошные загадки!
А Рваный уже успокоился и мечтательно закатив глаза промолвил:
— Дааа. Когда-то я спал на мягкой кровати, ел изысканные деликатесы. Да и звали меня тогда не Рваным. В детстве я носил красивое имя Джульбарс. Барс! Да не просто барс, а Джульбарс! Мне нравилось. А время от времени меня возили на машине на пикники.
— Ты вот на машине катался, а я на белую яхту хочу! — заявила вдруг Патрикеевна совсем не к месту.
Рваный очнулся от сладких воспоминаний и призадумался.
— А знаешь, ступай, — вдруг заявил он, — была бы ты собакой, я бы просто расхохотался. Нам, собакам, там делать нечего. Особенно бездомным. Туда на руках комнатных шавок приносят. Но ты… Как бы это тебе сказать.. Ты диковинка. Дикий зверь. Красивая. Ступай, может быть, хоть тебе повезет! Может быть и возьмут тебя на яхту.
— А как туда попасть, не знаешь?
— А я тебе покажу. И знаешь, даже провожу. Только не до конца. До порта. Дальше меня ничего хорошего не ждет. Но ты там доберешься. Пойдем, вон стой горы хорошо и город видно, и порт.
С горы и правда было видно хорошо. И уже засветившийся огнями город, раскинувшийся на берегу, темного сейчас, залива. И сам залив. И корабли на воде.
— Вон те, белые, и есть яхты, — сказал пес, пойдем. По городу лучше ночью путешествовать.
— Почему? — спросила Патрикеевна.
— Людей меньше, машин меньше. Спокойнее. Но тебе без привычки все равно трудно будет. Даже со мной.
Путь до города был не близок, и Патрикеевна завела разговор.
— Ты на волка немного похож, — заметила она.
— Да. Я слышал. Говорят, что собаки похожи на волков. Смешно.
— Почему смешно? — удивилась Патрикеевна.
— Да разве болонка похожа на волка? — спросил в свою очередь Рваный. — Правда, я волка ни разу не видел, но не думаю, что на него похожа каждая такса.
Патрикеевна все расспрашивала своего нового знакомого про собачью жизнь. Отчасти для того, чтоб скоротать время, отчасти эй это было интересно. Тот охотно ей рассказывал и про разные породы собак, и кто как живет и про себя тоже рассказывал.
Как друзья добирались до яхты, ни в сказке сказать, ни пером описать. В городе Патрикеевне стало страшно. Те штуки, которые Рваный называл машинами, словно специально хотели раздавить лисичку. А сам город, такой огромный, словно хотел запутать, заставить заблудиться. Куда она только и от чего не шарахалась. Убегала, пряталась. Рваный заботливо догонял ее, даже порой разыскивал. Успокаивал и вел дальше. Но однажды не смог отыскать.
***
Патрикеевна остановилась в лесу. Тут не было машин. Ничто не гремело, не визжало тормозами, никто не кричал.
Слегка успокоившись, Патрикеевна осмотрелась. В общем-то лес как лес. Только тропинки покрыты тем же, чем дороги. А вдоль тропинок стоят лавочки.
Ну и ладно, пусть себе стоят. Патрикеевна вспомнила, что не ела уже… Она даже не могла вспомнить, когда последний раз ела.
«Что там мне мышка говорила, — вспомнила лиса, — в городе мыши живут? Вот я сейчас кого-нибудь и поймаю!».
Но сколько не разыскивала Патрикеевна добычу, все напрасно. «Где же тут мыши живут? — думала она, — Живут же они здесь, а где?»
Вскоре выяснилось, что лес этот, вовсе и не лес. Город был со всех сторон. Город окружил Патрикеевну и не хотел выпускать. Словно в насмешку выделив ей клочок не настоящего леса.
***
Патрикеевна рылась в помойке в поисках чего-нибудь съедобного. Конечно, гордость не позволяла ей по помойкам шариться. Она еще долго искала мышей то в парке, который она приняла за лес, а потом и прямо на тротуарах, но так ни одной и не поймала. Голод внес свои коррективы и гордость уступила.
Рядом также искала объедки маленькая лохматая собачонка по имени Жужа. Там же, на помойке, они и познакомились. Жужа была настоящей бродячей собакой. Потомственной. Она родилась в подвале, выросла на улице и лучше чем кто-нибудь знала, что к чему. Она сама так сказала.
И вот, когда лисица нашла кусочек почти не заплесневевшего хлеба, она услышала голос Жужи:
— Как же я им завидую!
Патрикеевна проследила Жужин взгляд. По улице шла большая собака на поводке.
— А кто это? – осведомилась она у Жужи, — какая-то черно-рыжая собака.
— Служебная собака, — ответила дворняжка с замиранием голоса, — и она не черно-рыжая, а чепрачного окраса.
— А почему ты им завидуешь? – спросила лисица, — Чем им хорошо?
— Они живут в тепле, и зимой и летом! Их кормят каждый день. Даже несколько раз в день!
— А почему ты не стала такой служебной? – поинтересовалась лисица.
— Эх, куда мне! – вздохнула Жужа, — Туда только породистых берут!
— А я – породистая! – воскликнула Патрикеевна, — я самая настоящая чернобурка!
С этими словами, забыв про свой кусочек хлеба, — лисица кинулась вдогонку овчарке на поводке.
— Привет, — сказала она поравнявшись.
Собака не ответила.
— Как дела? – спросила Патрикеевна.
Но собака продолжала хранить молчание. Более того, она даже не повернула голову. Даже глазом не скосилась на Патрикеевну!
«Видать, и вправду у них райская жизнь, — решила Патрикеевна, — если они так зазнаются!»
И поплелась назад, на помойку, вспомнив свою корочку хлеба. «Хорошо, если Жужа ее пока не нашла!», — думала она.
Но, до помойки Лиса не дошла несколько шагов.
— Берегись! – крикнула Жужа и бросилась наутек.
Патрикеевна и сообразить ничего не успела, как оказалась в большом сачке.
— Смотри-ка, однако, лиса, — сказал мужик с сачком.
— Да ну, — не поверил второй, — откуда лиса в городе!
— Может это новую породу вывели, — предположил первый, — чтоб на лисицу похожа была.
— Может быть, — ответил второй, — а может и вправду лиса? Сейчас у богатых мода такая. Диких зверей дома держать. Может и сбежала от кого.
— В любом случае, хозяин быстро найдется, — подытожил первый, — уж очень редкий в нашем городе зверь.
— Еще какой редкий! – заявила Патрикеевна, — настоящая рыжая чернобурка!
Но ловцы собак ее не слушали и закинули в фургон.
***
Вскоре, Патрикеевна оказалась в клетке. В длинном ряду таких же клеток, в каждой из которых сидело по собаке. Все собаки остервенело лаяли и, как всегда в таких случаях, было не разобрать, кто из них что кричит.
Только сосед слева, здоровенный пес, белый с коричневым, был невозмутим.
— Что с нами будет? – спросила его Патрикеевна.
— Ничего не будет, — ответил пес спокойно, — дождемся хозяев и поедем домой.
— А кто не дождется хозяина?
Пес посмотрел на нее с недоумением. Во взгляде читалось: «Не может быть такого».
Патрикеевна, обвела взглядом «обитателей» клеток, и решила, что большинство из них никого не дождется. А что дальше?
— Там кинолог приехал, проводи! – раздался голос снаружи.
В помещение зашел человек, прошел, скользя беглым взглядом по клеткам.
— О! Кажется, лиса! — сказал он, заметив Патрикеевну.
— Мы вот тоже думали, — ответил ему сопровождающий, то ли лиса, то ли порода какая новая.
— Я заберу ее, — решил кинолог.
«Неужели меня и правда снимут в кино!», — радостно подумала Патрикеевна.
***
По улице на шла на поводке, очень чинно. По сторонам даже не смотрела.
«А вдруг меня уже снимают!», — думала она, — «Надо сыграть служебную собаку».
Но совершенно неожиданно путешествие закончилось в такой же клетке, как и та, откуда оно началось.
Патрикеевна даже испугалась, что ее попросту вернули обратно. Но, присмотревшись к соседям увидела, что в клетках сидит не разношерстная публика, как в приемнике, а почти сплошь собаки чепрачного окраса.
Более того, в клетке справа сидел ее «старый знакомый». Та самая овчарка, которая не пожелала с ней знакомиться на улице этим утром.
— Привет, — сказала овчарка, — как ты тут оказалась?
Патрикеевна чуть не потеряла дар речи. То и глазом не ведет, а тут первая заговорила!
— А где это «тут»? – спросила она вместо ответа, умело скрыв удивление.
— Ты извини, что утром я тебе не ответила, — сказала овчарка, снова пропустив вопрос, — нам нельзя разговаривать. Это тут, пока хозяин не видит, можно и поговорить.
— Разве актрисам нельзя разговаривать? – удивилась Патрикеевна.
— А при чем тут актрисы? – в свою очередь удивилась собака.
— Так меня кинолог забрал, — поделилась Патрикеевна.
— Кинологи, — пояснила овчарка, — это люди, которые занимаются собаками. А кино тут ни при чем.
— А чем вы тут вообще занимаетесь? – поинтересовалась Патрикеевна.
— Да разберешься, — уверенно ответила овчарка, — тот, кто тебя привел, теперь твой хозяин. Слушайся его, и все будет хорошо. И не вздумай на него зарычать или даже тявкнуть! А то хорошего не дождешься! Кормить скоро будут, — добавила она.
На ужин Патрикеевне дали ароматную тушеную курочку. Лисица, несколько дней перебивавшаяся тем, что найдет на помойках, с жадностью набросилась на еду.
И тут же хозяин ее дернул за ошейник.
Патрикеевна снова хотела откусить кусочек. Но снова хозяин дернул за ошейник, да еще и шлепнул по заду.
— Нельзя ничего есть с пола! — пояснил кинолог, который привел ее сюда.
Патрикеевна помнила, что рычать на хозяина нельзя. «А можно его укусить?», — подумала она. Пока она раздумывала, на курочку она и не смотрела, и тут хозяин ей поднес вод рот что-то такое сладкое, какого она за всю жизнь и не пробовала. «Может быть это и есть фейхоа?», — подумала Патрикеевна.
Тут в комнату вошел другой человек. И сразу предложил Патрикеевне свеженькую сосиску. Патрикеевна прияла угощение с благодарностью. А незнакомец сразу влепил ей пощечину, едва та потянулась к угощению.
Вот этого Патрикеевна не вынесла. К тому же, это на хозяина рычать нельзя, а незнакомцев надо кусать! Этому ее еще Барбос учил.
Но только она кинулась к чужаку, хозяин снова дернул ее за ошейник и шлепнул по заду.
— Еду можно брать только у хозяина, — сказал он.
Так они мучили бедную лисицу довольно долго, пока хозяин не произнес:
— Ладно. Хватит обучения на первый день. Теперь пойдем, я тебя покормлю.
И отвел Патрикеевну в «столовую». На полу в ряд стояли миски, собаки ели. Одна миска была свободна. Как раз рядом ела уже знакомая овчарка.
Патрикеевна подошла к миске, но есть не стала. И не потому, что запомнила последний урок. Такую еду она видела впервые.
— Кушай, — разрешил хозяин и ушел.
— Что это такое? – спросила Патрикеевна у овчарки.
— Овсянка, — односложно ответила та.
— А что такое овсянка? – осведомилась Патрикевна.
— Каша. Говорят, трава есть такая, овес называется.
«Меня! Хищника! Кормить травой!», — возмутилась Патрикеевна про себя.
Но голод – не тетка.
***
— Ну давай проверим чутье твое звериное, — сказал хозяин утром.
Он достал из кармана какую-то тряпку.
— Нюхай, — скомандовал он.
Патрикеевне и нюхать не надо было. Он сразу почувствовала запах, едва тряпка появилась из кармана.
— А теперь эта тряпка у одного из этих людей, — сказал хозяин.
Патрикеевна посмотрела на людей, выстроившихся в ряд.
— Ищи! – скомандовал хозяин.
Патрикеевне и искать не нужно было. Её нос четко указывал на нужного человека. Но она специально подошла к другому. «Хищника травой кормить!», — повторяла она про себя.
Хозяин сильно удивился.
— Ищи лучше, — попросил он, — хоть это уже и не по инструкции.
«Инструкции тебе, — подумала Патрикеевна, — на улице разговаривать нельзя! Есть и то, путем нельзя! Нужны мне такие инструкции!»
— Что ж с тобой делать! – раздосадовано сказал кинолог, — Ищейки из тебя не получается. А ни на что другое ты не годишься. Придется, отвести тебя назад.
«Куда угодно, только не здесь!», — решила Патрикеевна, — «хуже, чем здесь, быть не может!».