Рассказы, публицистика
Андрей Борода
Бухучет для психически нормальных
(попытка разобраться)
Бухгалтер — человек, помогающий директору воровать.
(Неизданный толковый словарь).
(Неизданный толковый словарь).
Глава I
В которой автор пытается понять, зачем он написал эту монографию.
Распределение закинуло меня в огромное предприятие на краю тьмы. Долго ли, коротко ли, получил я бумажку, в которой кроме моей фамилии наличествовали только два столбца непонятных цифр, по две колонки в каждом. Женская часть коллектива лаборатории громоздилась за моей спиной, и, определенное время поизучав листок, вынесла приговор: маловато тебе, маловато. Озабоченность их была понятна. Мне требовалось влиться в коллектив, а на такую сумму не то, что влиться… Мужчины вонзились в бумаги на своих столах, будто их происходящее не касалось. Дескать, вольешься, никуда не денешься, а на какие средства, проблема не наша. Дамы ткнули меня носом в боковую стенку шкафа, где висела густо насыщенная алфавитно-цифровыми символами пропечатанная на АЦПУ бумажная портянка.
— Вот коды. Изучай! Потом сходишь в бухгалтерию. Только сегодня не ходи. Сегодня они никого не принимают, у них работы слишком много.
Почему-то наши леди так и говорили: «бухгалтерия». Рыцари же наши предпочитали заменять вторую и третью букву на «юз».
За дверью с табличкой «расчетная группа», грузная дама выслушав мой вопрос сделала вид, что заглянула в толстый журнал и, не переводя дыхания, выпалила фразу, повторить которую, мне не удалось бы даже под страхом лишения квартальной премии. Кроме последнего слова: «всеправильноследующий». Я наивно попытался выяснить, что же именно правильно, но «следующие» попросту вынесли меня в коридор. Придя в себя, я решил пока не горячиться, и обратился за советом к старшим товарищам.
Боригор Всеволодович, производственная кличка — Аксакал, неофициальный наставник молодежи, наш пророк, наш гуру, сидел на своем рабочем месте, направив взор мудрой змеи сквозь кульман прямо на тайны бытия. Уже несколько пятилеток он сидит так, наблюдая вселенную, неподвижную в вечности.
На мой вопрос, Аксакал с треском разлепил губы и изрек:
— Существует два способа борьбы с бюзгалтерией. Первое. Ты можешь устроить скандал. Этот способ эффектен, но не эффективен. Ибо переорут тебя, и будешь ты изгнан с позором. Второй способ лучше, но не всем подходит. Ты должен стать нуднее бухгалтера. Ты должен возвращаться в кабинет, сразу после того, как тебя оттуда выгнали, и повторять свой вопрос трескучим голосом. Через две недели ты можешь добиться успеха. Если этого не случится, продолжай дальше. В конце концов, бухгалтер уйдет на пенсию, а его приемник может оказаться не таким крепким.
Мне предстояло еще долгие годы совершенствовать и оттачивать, доводя до остроты респираторного заболевания, методы борьбы с расчетной группой, но случившаяся перестройка резко изменила жизнь нашего государства, и каждого из его граждан. И вот я, уже в качестве работника молодой фирмы, мчусь на небольшое предприятие, с целью его АСУчить. «Программист» — звучало гордо (слов «программер», а так же «компутер», он же «писюк» тогда еще не существовало в природе). Программист был представителем внеземной цивилизации. Слово «компьютер» повергало потенциальных юзеров в священный ужас, смешанный с благоговейным трепетом. Именно по этой причине, случилось чудо. В бухгалтерии меня поили чаем!
Психически здоровый читатель уже разочаровано тянет: «А-а-а-а! Оказывается бухгалтеры — нормальные люди…» Не спешите с выводами.
Откушав чаю, я поспешил ухватить крупное парнокопытное за выросты на его голове. Программистских контор еще не было, и всю работу от постановки задачи до внедрения, предстояло выполнить мне одному.
— Нам надо учитывать все проводки!
— А что такое проводка?
— Это когда мы проводим.
— Кого проводим?
— Деньги.
— Куда проводим?
— На счет.
— А что такое счет?
— Это куда проводим.
— Что значит «проводим»?
— Делаем проводку.
Вы помните у Лема про сепульки и сепуление? И так восемь(!) часов.
После первого рабочего дня я пришел к выводу, что такими темпами я только задачу буду ставить полгода. С тех пор я решил никогда не приближаться к бухгалтерии, а при встрече с бухгалтером прятаться под ближайший стол. Правда, я не дошел до состояния моего друга, у которого над столом висит выполненный bannerом плакат: «Увидел бухгалтера — убей его!».
— Покажи, где у тебя программа «Аидтест».
— Да на каждом компьютере стоит.
— Нет, ты покажи.
— Ну вот.
— Что ты мне показываешь?
— Программу.
— Ты мне ее не так покажи.
— А! Ну вот.
— Это же… как ее, дискета.
— А на ней программа.
— Что-то ты темнишь!
— Да ничего я не темню.
— А почему ты хочешь еще один «Аидтест» купить? Старый уже износился?
— Не износился, а устарел.
— А какие у нас нормы износа на программы?
— Не знаю. У каждой по-разному.
— Что значит «по-разному»? Должны быть нормы.
И хорошо еще, если ты «AIDSTEST» на дискете купил. А если ты его сдуру по электронной почте получил? И хорошо еще, если бухгалтер не знает норм износа на программы. А они есть. И составляют двадцать(!) лет.
— Возьми молоточек, и прибей на монитор инвентарный номер.
— Да Вы что!
— Ничего. Должен быть инвентарный номер!
— Но ведь нельзя…
— Должен быть.
Действительно, тем, кто сталкивался с неуемным стремлением присобачить пятидюймовыми гвоздями инвентарный номер на экран монитора, тем, кому приходилось часами тщетно рассказывать, что такое видеоадаптер и что такое слот, в который он вставляется, тем ничего объяснять не надо. Те же, кто избежал этой участи, можно только позавидовать. Бухгалтер был у них неправильный. Настоящий бухгалтер бывает въедлив, как ржавчина на раковине.
Но жизнь приготовила нам еще одну катастрофу. Программирование умирает! Уже остались единицы компаний пишущих операционки и языки. Скоро останется только несколько десятков предприятий, производящих ППО, напихивая туда формы, звуки, клипы и т.п. Программисты лишены возможности писать, ибо, хотя не пишущий программист — нонсенс, программист, пишущий в стол - нонсенс еще больший. И все вынуждены что-то сопровождать. А сопровождать приходится ту же бухгалтерию. Будь то «1С», «Бемби» или что-нибудь еще.
Вопросы для самоконтроля.
1. На кой автор пишет эту монографию?
2. Как правильно произносится слово на букву «б»?
3. Кто такой бухгалтер и можно ли с ним бороться?
Глава II
В которой автор пытается классифицировать и оценить источники информации
.
Первый мой опыт не привел меня к правильным выводам. Я решился на еще одну попытку. Выяснить, что такое сальдо, оказалось задачей совсем не сложной. Через какие-то четыре часа переговоров, я уже знал, сальдо — «это то, что осталось». Гораздо труднее было с бульдой.
— А бульды нет!
— Ну, за этот год нет, а что вообще это слово значит?
— Ничего не значит.
— Как ничего не значит?
— Потому что его нет.
Снова сепульки и сепуление.
К концу рабочего дня мне удалось-таки сформулировать правильный вопрос:
— Вы хотите сказать, что понятие «Бульдо» вообще в природе не существует?
— Ну да.
— А почему говорят «сальдо с бульдой не сходится»?
— Просто так говорят.
— Как это «просто так»?
— Ну просто так.
Оглушенный таким неожиданным и потрясшим меня до самых таинственных глубин психики поворотом, я приходил в себя дня три. После чего окончательно решил оставить попытки разобраться
Смерть программирования не внесла глобальных изменений в мое мировоззрение, но поставила задачу задач — понять то, про что и подумать то противно. Первое, что я сделал — приобрел толстую книжку и начал ее отчаянно штудировать.
В день первый, после неравной борьбы с зевотой, я узнал, что бюзгалтерский учет кто-то когда-то изобрел.
Потрясенный этим открытием, я не мог есть две недели.
Но природная любознательность двигала и двигала меня к вершинам познания. Мне не терпелось узнать, уж если не про загадочную бульду, которой не бывает, то хотя бы про проводку, которая электрической не является. А чтоб понять, что есть проводка, необходимо было выяснить, что такое счет.
Дело спорилось. Недели через две отчаянного штудирования «кирпича», который вернее было бы назвать надгробной плитой, я уже знал слова «дебет» и «кредит». И даже такой потрясающий факт, что «кредит» на итальянском означает «верю». Но меня-то больше всего интересовало, что пишется на дебет, а что на кредит. Другими словами, который из них со знаком плюс, а который со знаком минус. Но именно по этому вопросу, казавшемуся мне наиболее важным, книга хранила гробовое молчание.
И вот, наконец, на 473 странице я увидел волнующее слово. «СЧЕТ».
«Счет — это лист в амбарной книге, разделенный пополам», — учил автор.
Я взвыл. Я плакал и катался по полу. «Счет — это лист, — повторял я, — счет — это лист!». На этот лист въезжали бульдозеры и экскаваторы, на этом листе строились заводы, на этом листе сверху стопочкой лежали миллионы рублей. И что самое потрясающее - рядом со стопками наличных денег высились такие же стопки денег безналичных.
Книгу я сжег во дворе. Две недели над городом сияло зарево, а в соседнем лесу на соснах вырастали ананасы, несмотря на трескучий февраль. Мэр города, невзирая на то, что город две недели экономил на уличном освещении, вынес мне лично порицание за то, что я не сдал эту книгу на ТЭЦ. Видимо, книга должна была снять все вопросы отопительного сезона.
Но даже этот костер не мог осушить моих слез. Осушило их такое рассуждение.
Бухгалтер — человек, которого не взяли работать ни в какое другое место. Из таких вот и вырастают авторы толстых книжек. А такой автор, естественно, не способен нормально объяснить: счет — основное понятие бухгалтерии. А уж такое слово, как «абстракция», способно убить любого академика бухгалтерских наук. К тому же, напиши кто бухгалтерский учебник по человечески, так ни один бухгалтер будет не в состоянии его понять.
Вопросы для самоконтроля.
1. Можно ли научиться чему-либо из беседы с бухгалтером?
2. Можно ли научиться чему-либо из бухгалтерского учебника?
3. Так что теперь делать?
Глава III
В которой автор пытается ответить на последний поставленный вопрос.
Получив исчерпывающие ответы на первые два вопроса предыдущей главы, я не оставил попыток найти ответ на третий. Мне было гораздо труднее, чем сегодняшним начинающим, ведь данной монографии еще не существовало. Теперь-то ответ на вопрос №3 очевиден.
Вопросы для самоконтроля.
1. Так что теперь делать?
Глава IV
В которой автор пытается определить неопределимое
или
урок первый.
Испробовав все возможности разобраться самостоятельно, я обратился к нашему собрату Петьке Петухову. Среди программистов нашего города он слыл непререкаемым авторитетом в бухгалтерских делах, за попытку публично кастрировать Луку Пачоли на главной площади, или на худой конец устроить торжественную церемонию аутодафе.
— Никто не объяснит тебе, что такое счет, — сказал Петька, — вот ты бы смог рассказать им, что такое байт?
И пока я мысленно рассказывал воображаемому бухгалтеру, что такое байт, добавил:
— Бухгалтерия, — есть искусство... — глубоко задумался и замолк.
— А зачем она нужна? — рискнул я вывести Петьку из комы.
Вопрос этот стал интересовать меня в последнее время. До этого, я считал, что если ведется, то зачем-то, наверное, нужна. Но изучение предмета заставило меня сильно в этом усомниться.
— А она не нужна — лаконично ответил Петухов.
Большего я от него не добился. Только запутался еще больше. Оказывается, бывают еще и расчетные счета, и какие-то корреспондирующие... Жуть!
А еще я услышал магические слова «двойная запись».
— А, это как две копии FAT? — догадался я. — И смысла столько же?
Но все оказалось интереснее.
— Допустим, на тебе — рубашка и штаны — стал объяснять Петька.
— На мне еще очки, часы и трусы — не согласился я, — а еще носки и ботинки.
— Часы, трусы и прочее карманов не имеют, — отрубил Петька.
Я не очень понял, но промолчал.
— А на рубашке и на штанах, по карману.
— У меня на штанах два кармана, — уточнил я.
— Тупой как бухгалтер! — взорвался Петька. — Абстрагировать не можешь??!!!
Пришлось абстрагировать.
— И еще у тебя есть расческа.
Расчески у меня не было, но я благоразумно промолчал.
— Теперь переложи расческу из рубашки в штаны! — приказал Петька.
— Нет у меня расчески, — боязливо сознался я.
— Переложи воображаемую расческу! Хотя нет. А что у тебя есть?
Я похлопал себя по груди и достал дискету.
— Вот, — обрадовался Петька, — суй ее в штаны!
Каким-то чудом я догадался, что имеется в виду карман.
— Где у тебя сейчас расческа? Тьфу ты! Дискета? — уставился на меня Петька.
— Ты что, совсем идиот!!! — заорал я, — Или меня за идиота считаешь???!!
— Вот. — удовлетворенно процедил Петька. — А они никогда не знают. Никогда не знают, где у них расческа, где ключи, и все записывают.
Петька оторвал клочок какой-то распечатки и сказал:
— Запиши!
«Дискета теперь у меня в штанах» — написал я на обратной стороне.
Теперь переложи в рубашку — распорядился Петька.
Я устал спорить и подчинился.
— Ну-ка покажи бумажку! — Продолжил командовать Петька. — Так. «Дискета теперь у меня в штанах». Покажи!
Я достал дискету из нагрудного кармана и покрутил у Петьки перед носом.
— Ага! — обрадовался Петька, — А написано «в штанах»! С тебя штраф!
— Каждая операция, должна оформляться соответствующей записью! Это правило правил! — торжествующе заключил он, — давай за штрафом!
Вопросы для самоконтроля.
1. Кто такой Петька Петухов?
2. Что следует сделать с Лукой Пачоли?
3. Сформулируйте правило правил.
Глава V
В которой автор пытается объяснить, как читать эту книгу.
Книгу эту следует читать глазами. В случае отсутствия оных, эту книгу читать не следует. При чтении данной книги допустимо шевеление губами. Не возбраняется даже чтение вслух.
Следует заметить, что хотя автор и не запрещает чтения вслух, но и не несет ответственности за последствия такого чтения.
Пример1.
Вы читаете книгу вслух на сорокаградусном морозе.
В данном случае претензии на спиртовой компресс автор считает необоснованными
Пример2.
Вы читаете книгу в мегафон в три часа ночи, расположившись под окнами многоэтажного жилого дома.
В данном случае автор не несет ответственности за предметы, которые в Вас попадут.
Запрещается:
- Рвать книгу в клочья;
- Кидать ее в угол;
- Материть автора.
Разрешается:
- v Кидать эту книгу в случайных прохожих. За последствия автор ответственности не несет.
После каждой главы даны вопросы для самоконтроля. Ответы на эти вопросы следует искать в тексте главы.
Правильность ответов следует оценить самостоятельно. Делается это так.
Пример1.
На вопрос: «Что следует сделать с Лукой Пачоли?»
a) Вы закатив глаза бойко тараторите: «Луку Пачоли следует кастрировать на главной площади, или на худой конец устроить торжественную церемонию аутодафе».
Вывод: Вы женщина, к тому же с наклонностями бухгалтера. Вы проявили незаурядную память, необходимую бухгалтеру для запоминания номеров счетов. Вы не способны анализировать материал, способны только зазубрить его. Вам не следует читать эту книгу. Поищите учебник попроще.
b) Вы, скребя затылок, отвечаете: «Сначала надо его выкопать. Потом... Что-нибудь придумаем»
Вывод: Браво! Вы проявили интуицию или эрудицию (не знаю, что именно). Вы заслуживаете оценки «Удовлетворительно».
c) Вы отвечаете раздраженно: «Да толку то! Раньше надо было думать!»
Вывод: Брависсимо! Вы проявили не только интуицию или эрудицию, но и логическое мышление. Вы заслуживаете оценки «Хорошо».
d) Вы отвечаете изумленно: «А кто такой этот Пачоли??»
Вывод: Вы не проявили ни интуиции, ни эрудиции, ни логического мышления. Вы заслуживаете оценки «Отлично». В бухгалтерском деле ни интуиция, ни эрудиция, ни логическое мышление Вам не понадобятся.
Пример2.
На вопрос: «Кто такой Петька Петухов?» следует отвечать: «Сволочь!!!».
Глава VI
В которой автор снова пытается определить неопределимое
или
урок второй.
— А теперь положи в карман эту пробку, — командовал Петька, открывая очередную бутылку «штрафа».
Я терпеливо следовал его указаниям, не забывая каждый раз записывать все действия на бумажку. Там уже значилось:
«Дискета теперь у меня в штанах
Дискета теперь у меня в рубашке
Дискета теперь у меня в штанах
Ключ теперь у меня в штанах
Пробка теперь у меня в штанах
Расческа теперь у меня в рубашке
Еще одна пробка теперя у меня в штанах
Ключ теперя у меня в рубашке
Еще одна пробка теперя у меня в рубашке».
И еще десятка три записей. Ключом и расческой снабдил меня Петька, специально для того, чтоб я их перекладывал, а пробки появлялись с каждым открытием новой бутылки пива. Вместо «теперь», я давно писал «теперя», только для того, чтоб хоть как-то развлечься.
— А теперь переложи дискету... Где она у тебя?
Я взялся рыскать по карманам.
— А еще. Сколько пробок у тебя в рубашке?
— Три, — вынул я все из кармана.
— А сколько должно быть?
— И должно быть три!
— Ну да! — Не поверил Петька. — А чем докажешь?
Я склонился над записями и взялся подчеркивать.
— Вот!
«Еще одна пробка теперя у меня в штанах
Еще одна пробка теперя у меня в штанах
Еще одна пробка теперя у меня в рубашке».
Еще одна пробка теперя у меня в штанах
Еще одна пробка теперя у меня в штанах
Еще одна пробка теперя у меня в рубашке».
Еще одна пробка теперя у меня в рубашке».
Еще одна пробка теперя у меня в рубашке».
Еще одна пробка теперя у меня в штанах
Еще одна пробка теперя у меня в штанах
Еще одна пробка теперя у меня в штанах»
Да. Получалось неубедительно. Сколько раз я перекладывал? Сколько взял новых?
— «Три», — говорит, — юродствовал Петька. А если ты одну спер? Прикарманил, понимаешь, народную пробку, а теперь говорит: «три»!
Я приготовился бежать за штрафом, но пива было еще до фига, и Петька смилостивился.
— Для того, чтоб знать, что у тебя в этом кармане, надо писать все не на одной бумажке, а на разных. По одной бумажке на каждый карман.
Петька разорвал исписанную распечатку и оторвал от своей «портянки» новый кусок.
— Вот! — удовлетворенно сказал он, засовывая один кусок мне в карман рубашки. Затем он оторвал еще один клок и протянул мне:
— Суй в штаны! Молодец! Теперь все что в рубашке, перепиши на бумажку, которая в рубашке. А все что в штанах...
— Сколько можно изгаляться! — взвыл я.
— Ты хочешь знать, что такое счет? — уставился Петька на меня ледяным взглядом.
Пришлось смириться и с этим.
— Дурдом какой-то! — я все же решил оценить ситуацию.
— Зеркала рядом нет! — издевался Петька. — Посмотрел бы ты сейчас на свою рожу!
— На свою посмотри! — буркнул я, внутренне признавая Петькину правоту. Казалось, вот-вот слезинка скользнет из глаза, специально для того, чтоб демонстративно повиснуть на носу.
— И это правильно! — с ложным пафосом выкрикнул этот садист. — Этот дурдом называется инвентаризацией. Один из наиболее трудоемких бухгалтерских процессов!
— Утешил! — заметил я не без сарказма.
— Ты бы лучше запомнил, что такое инвентаризация.
— Инвентаризация — это дурдом! — отчеканил я.
— Только надо бы на всем инвентарные номера намалевать, — не унимался Петька. — Вот у тебя есть несколько одинаковых пробок. А вдруг они стоят по-разному! Или ты две пробки без ведома местами поменяешь? Это же непорядок!
— Непорядок?
— Да не то слово! Катастрофа! Ты знаешь, что бывает, если в кабинете два стула местами поменять! Это тебе...
— Готово! — перебил я Петькины разглагольствования.
— Ага? — обрадовался он. — Теперь переложи расческу из рубашки в штаны.
Я вздохнул и выполнил приказ. После чего вынул клочок бумаги из кармана рубашки и вычеркнул расческу. Подумал, вынул бумажку из кармана брюк и вписал расческу туда.
— Молодец! — оценил мои действия Петька. — Награждаю тебя почетной грамотой!
И взялся писать что-то на очередном обрывке.
— Это же в два раза работы больше! — возмутился я, — Здесь зачеркни, там запиши!
— Ха-ха! — возрадовался Петька, — На самом деле и здесь и там запиши!
— Как!!! — еще больше возмутился я, — Зачем ее второй раз писать, если мы ее убираем!
Вместо ответа Петухов взялся снова рвать распечатку.
— Хватит! — я просто взвыл, — Еще раз эту дребедень переписывать!?
— Ладно, снисходительность мне не чужда, — заявил Петька, — есть там справа место? Вот. Проведи черту. Да не так. Вертикально. Теперь что убираешь, пишешь справа. Что кладешь — слева. Ясно!
— Так это же два раза все записывать! — еще раз возмутился я.
Петька поднял палец и сказал нараспев:
— Это и есть принцип двойной записи. — Петька сделал странный двойной глоток пива.
— А зачем? — попытался я выяснить такую премудрость.
— Никогда не спрашивай у бухгалтера «зачем?», — провозгласил Петухов менторским тоном, — Никогда не спрашивай у бухгалтера «почему?».
— Почему? — удивился я, памятуя о том, что Петька — все же не бухгалтер.
— На такие вопросы ты всегда получишь один и тот же ответ!
Петька сделал эффектную паузу, дожидаясь вопроса. Пришлось его задать.
— Какой?
— Так По-Ло-Же-Но!
Вопросы для самоконтроля.
1. Сколько нужно бумажек?
2. Что такое инвентаризация?
3. Сформулируйте принцип двойной записи.
4. Так кто такой Петька Петухов?
Глава VII
В которой автор пытается дать отдохнуть себе и читателю
Откиньтесь на спинку кресла. Или сначала налейте чашечку кофе. Можно закурить.Мысленно повторяйте: «Мне хорошо, я отдыхаю. Мне хорошо». Фаланги пальцев расслаблены.
Можно сходить за пивом. За хорошим таким пивом, холодненьким. С дымком.
Закрыв глаза отхлебнуть. Почувствовать приятный слегка горьковатый вкус.
Ну конечно, я так и знал! Лишь бы пиво лакать, а не делом заниматься!
Вопросы для самоконтроля.
1. Так мы учиться будем, или пиво пьянствовать?
Глава VIII
В которой автор в очередной раз пытается определить неопределимое
или
урок третий.
— Неужели нельзя просто писать в один столбец?! А еще лучше галку ставить, вместо того чтоб справа переписывать!? — возмутился я.
— О пытливый ум! — съехидничал Петухов. — Я же сказал. НЕ ПОЛОЖЕНО.
— Но ведь идиотизм — два раза одно и тоже переписывать!
— Два? — усмехнулся Петька. — Да когда расчеты с банком СЕМЬ раз одну и ту же сумму пишешь!
— Но зачем?
— Считается, что это избавляет от ошибок. На мой взгляд, если семь раз писать одно и то же, где-нибудь, да ошибешься. Хотя, — Петька почесал между бровями, — какой то смысл в этом есть. В двойной записи.
— Ну да! — не поверил я.
— Вот представь себе, — проигнорировал мой выпад Петька, — все у тебя в столбик. Значит, тебе надо что-то прибавить, а что-то отнять.
— Не понял, ключи к расческе что ли?
— Ну суммы, суммы. Стоимость то есть.
— Суммы?
— Вот же чудак. Это же бухгалтерия. Она деньги считает. Это мы просто поленились их писать. А так напротив каждой расчески пишется ее цена.
— Ага.
— Так вот, Вместо того, чтобы разбираться, что прибавить, что отнять, ты просто суммируешь сначала левый столбец, потом правый. А потом просто вычитаешь правый из левого. Кстати, левый называется «дебет», а правый «кредит».
— Это и есть счет?! — догадался я. Изумлению моему не было предела.
— Конечно. Только для того, чтоб быть совсем счетом, ему не хватает двух вещей.
Петька взял у меня бумажку и написал сверху:
«Счет № 22. Рубашка».
— Номера и названия, — закончил он и устало вздохнул.
— И пиво кончилось, — подытожил я, — пошли, что ли, по домам?
— Пошли, — согласился Петька.
На улице шел дождь, снег, град, и толпы прохожих. В каждом из них мне мерещился Лука Пачоли. Хотелось вынуть BFG и нажать на Ctrl.
— Счет! — упорно продолжал я попытку разобраться. — Счет. Основное понятие бухгалтерии. Состоит из дебета и кредита — тоже основных понятий, и тоже абстрактных. Кроме дебета и кредита, у счета есть еще название и номер. Название, чтоб было понятно, а номер, чтоб сильней всех запутать.
— Видишь, как просто! — устало осклабился Петька.
— А что такое расчетный счет?
— Это который в банке. Ну и на бумажке тоже.
— А корреспондирующий?
— Такого не бывает.
Если бы у меня остались силы, я бы удивился и возмутился одновременно.
— Это как бульда? А ты говорил...
— Корреспондирующего счета не бывает. Бывают корреспондирующие счета.
— ???
— Слово «корреспондирующий», не может относиться к одному счету. Всегда к двум или больше.
— А значит-то оно что?
— Связанные проводкой.
На этот раз у меня уже не возникло ассоциации с двумя листами, скрученными проволокой. Возник только вопрос:
— Так что такое, эта проводка?
— А вот она и есть. Двойная запись. По дебету одного счета, и по кредиту другого.
— Всегда на одном дебет, на другом кредит?
— Всегда.
И тут я почувствовал, что близок к разрешению так давно мучавшей меня загадки.
— Так значит, дебет — увеличение, а кредит — уменьшение?!
— Ага, но только для активных счетов.
— Чего?!
— Счета бывают активные и пассивные. А еще бывают активно-пассивные.
— Это как? — я нервно лепил снежок.
— А еще счета бывают синтетические и аналитические, — сказал Петька вместо ответа, — а еще основные, регулирующие, операционные, результативные и забалансовые, но давай уже не сегодня.
Я злобно запустил снежком в тополь, словно он был олицетворением бухгалтерского учета.
— Давай, — согласился я, — может, еще пива возьмем?
.Вопросы для самоконтроля.
1. Что такое счет?
2. Что такое дебет?
3. Что такое кредит?
4. Что такое расчетный счет?
5. Что нужно сделать с Лукой Пачоли?
6. Что такое корреспондирующие счета?
7. Что такое проводка?
8. Сколько пива выпил Петька за мой счет?
9. Сколько декалитров выпил бы я, если бы каждый читатель поставил мне столько же?
10. Какое время у меня это заняло бы?
11. Что такое двойная запись?
12. Какие бывают счета?
Глава IX
В которой автор пытается предаться сладким воспоминаниям.
Работником молодой фирмы, АСУчивающей все, что шевелится, я был по совместительству. Проблема была в том, что желание АСУчить все, что шевелится было громадным, но ничего в округе особенно и не шевелилось. А если что и шевелилось, то не удавалось его «окучить». А если удавалось «окучить», то не удавалось АСУчить.
Именно по этой причине золотой дождь не спешил на меня пролиться, и по утрам я занимал место за столом в родном НИИ. Как самому молодому и мобильному, то есть дураку, которому всегда больше всех надо, мне было выделено чудо техники, которое ныне презрительно называется двойкой. Ныне при этом еще и поясняется: «не пень второй, а 286-я». Нет, милые мои, тогда это звучало: «IBM PC AT». Или еще круче: «персональный компьютер на базе процессора Intel 880286»!
И уж совершенно фантастическим преимуществом данного чуда света была предпоследняя буква в его названии. Можно было гордо говорить: «У меня «АйБиЭМ ПиСи ЭйТи! ЭйТи а не ЭксТи! вот!»
Водружая это неслыханное богатство на мой стол, шеф сказал:
— Разбирайся! Потом других научишь.
Хотелось ему сказать явно другое. «Жили мол, жили, никого не трогали, а тут на тебе! С какими-то ПИСИ еще возись!».
У меня настроение было совсем другое. Я давно во всем разобрался, но признаваться в этом не спешил. «Сложная техника! — говорил я, — Импортная!». А сам, ехидно поглядывая на очередь, выстроившуюся к венгерскому терминалу «Videoton» (тоже чуду техники по сравнению с отечественной «Электроникой»!), где на черном фоне помаргивали зеленые буковки, любовался голубыми панелями Norton Comander и мурлыкал про себя: «Сорок мегабайт! Винчестер сорок мегабайт!». Доносившиеся слухи, что в проклятой Америке есть уже «супер Ай Ти», она же триста восемьдесят шестая, и что у этого супера винт аж сто двадцать мегабайт, меня совсем не смущали. Мне напихать и сорок мегабайт всякого мусора казалось задачей неосуществимой по гроб жизни. К тому же, я имел возможность, пока никто не видит, «порезаться» хоть в тетрис, хоть в арканоид, а то и в «Prince of Persia»!
Но расслабиться вволю не получилось. С утра пораньше в лабораторию влетел Мишка Печорин. Мишка работал в другом отделе и даже в другом здании. Зато мы вместе работали в молодой фирме. Вместе «окучивали», вместе АСУчивали, вместе терпели неудачу за неудачей.
— Мы с тобой пытаемся бухгалтерию написать, — горячо зашептал Мишка, косясь на очередь к «видеотону», — а она, оказывается, уже написана!
— Ну да! — Изумился я.
— Вот! — прошептал Мишка, засовывая в дисковод дискету. — Говорят, хорошая! Говорят, хорошая, потому что с выходом на баланс!
— А что такое баланс?
— А мне откуда знать!
— Ладно, давай посмотрим!
Загрузившаяся программа окрасила экран в синий как у Нортона цвет, с нарисованным псевдографикой непонятным логотипом на нем. Пошарившись по меню, я довольно быстро получил наиболее интересующий программу вопрос:
— Введите номер счета.
— Ага! — восхитился я и нажал, — 1.
— Нет такого счета, — хладнокровно ответила программа, — Введите номер счета.
— Да? — удивился я, — тогда 2.
— Нет такого счета, — сказала программа, демонстрируя потрясающую настойчивость, — Введите номер счета.
— Опять бэсма зависла! — послышалось от видеотона. Очередь стала тоскливо разбредаться, — Это на полдня, не меньше.
Видеотон был подключен к БЭСМ-6. Большой Электронной Счетной Машине.
— 3, — сказал я программе.
На столе у шефа зазвонил телефон. Шеф послушал и приглашающе помахал мне трубкой.
— Ты знаешь, — заголосил в трубке, задыхаясь от смеха Петухов, — чем отличается БЭСМ от ЭВМ?
— Чем? — спросил я безо всякого энтузиазма.
— ЭВМ — вычислительная машина, а БЭСМ — счетная! — торжествующе проорал Петухов, весело заржал и повесил трубку.
Я вернулся к своей ПиСи.
— Нет такого счета, — стоически упорствовала программа, — Введите номер счета.
Лаборатория двинулась в столовую. Я не сразу понял этот прием. А суть вот в чем. В столовую ходят на час-полчаса раньше, чтоб обеденный перерыв полностью посвятить своим делам. В обед рыцари играют в шахматы, блиц на вылет, а что делают дамы - я не знаю.
К тому времени, Мишка давно махнул рукой и ушел, а я все вводил номера счетов, сначала подряд, потом вразброс. Программа была упряма как заезженная пластинка:
— Нет такого счета. Введите номер счета.
— 50! — отчаянно ввел я. И радостно подпрыгнул, — Проглотила!
Программа принялась что-то этакое рисовать, а в дверях нарисовался Боригор Всеволодович, производственная кличка — Аксакал, неофициальный наставник молодежи, наш пророк, наш гуру.
В связи с непрекращающимися слухами о грядущем сокращении, весь отдел строил догадки, сократят ли Аксакала первым, поскольку он много лет ни фига не делает, или человека с таким производственным стажем и таким опытом работы никто тронуть не посмеет.
Боригор Всеволодович с треском разлепил губы:
— А мой охламон свою фирму открывает.
— Угу! — ответил я, пытаясь понять, что же за таблица у меня на экране.
— Только вот он никак с бюзгалтерией не разберется.
— Угу! — согласился я. И взялся заполнять таблицу как придется.
— Ты бы заехал после работы, подсказал бы ему чего?
— Боригор Всеволодович! — взмолился я, — да я сам тут ничего не петрю.
— Ну ты хоть с Петуховым контачишь, — откуда все всё знают?
— А толку то.
— Ну ты заезжай, хоть что-то. А то мой охламон разве разберется.
Отказывать дальше было уже не удобно.
— Хорошо, только вряд ли я чем...
Я закончил заполнение таблицы и нажал Enter.
— Вот и ладушки, — обрадовался Аксакал, — я зайду за тобой вечером.
— Введите номер счета, — программа не блистала оригинальностью.
— 51, — ответил я.
— ОК! — почему-то не по-русски ответила программа и зависла.
На большее сил у меня уже не было. Я иссяк. Зато можно было помечтать, как отпрыск Боригора Всеволодовича будет перекладывать расческу из кармана в карман, и поить меня пивом на халяву.
Вопросы для самоконтроля.
1. Можно ли разобраться с бухгалтерской программой, не имея базовых знаний?
2. А хороший учебник, правда?
Бухгалтерия — гениальное изобретение!
Бухгалтер -- это человек, которого я сам выберу, сам приму на работу, Сам буду платить ему зарплату. За то, что он будет на меня доносить! (Митрофан Боригорович).
Бухгалтер -- это человек, которого я сам выберу, сам приму на работу, Сам буду платить ему зарплату. За то, что он будет на меня доносить! (Митрофан Боригорович).
Глава X
В которой автор пытается открыть собственное предприятие, вернее — поучаствовать в этом, вернее — посмотреть на это со стороны.
Митрофан Боригорович ничуть не походил на своего отца. Во всяком случае, вселенная, неподвижная в вечности, его не интересовала. Разлетающаяся в результате большого взрыва вселенная интересовала его в такой же мере.
— Я вот думаю начать производство финтифлюшек, — заявил он, даже не успев познакомиться.
— Финтифлюшек? — изумился я.
— Финтифлюшек! — подтвердил Митрофан Боригорович, — Финтифлюшки — продукт крайне необходимый в народном хозяйстве. Выпуск и сбыт финтифлюшек решил бы ряд насущных проблем наших сограждан.
— Каких? — заинтересовался я.
— Меня и папы! — отрезал Митрофан Боригорович.
— Я имел ввиду не каких сограждан, — уточнил я вопрос, — а каких проблем?
— Финансовых! — столь же категорично отрезал мой собеседник.
— А что такое финтифлюшки? — обнаглел я.
— Темнота! — оценил уровень моей эрудиции Митрофан Боригорович, — А правда, что это такое?
Митрофан Боригорович, которого я после последней фразы решил про себя звать просто по имени, унесся в комнату, и тут же вернулся со словарем Ожегова.
— Финтифлюшка, — прочел он, — и запятая, ж точка. В скобках: разг точка, неодобр точка. Первое — Безделушка, мелкое украшение. Второе — Пустая и легкомысленная женщина.
— Вот! — торжествующе посмотрел он на меня.
— И в каком значении вы собираетесь их выпускать? — окончательно обнаглел я.
Митрофанушка задумался.
— Во втором значении они будут пользоваться большим спросом, но гораздо труднее в производстве, — поделился он сомнениями.
— Я вот что, — глаза Митрофана загорелись, — я не буду выпускать финтифлюшки, я буду выпускать пирожки.
— Стоило бы определиться, — сказал я менторским тоном.
— Ерунда! — махнул рукой Митрофанушка, — Наладить выпуск не проблема! Проблема разобраться с планом счетов!
— Вот! Не надо было с Таней разводиться, — вставил Боригор Всеволодович!
— Папа! — взвыл Митрофан
— Что, «папа»? Я-то знаю, что я папа. Вот не разошелся бы с Таней, глядишь, и разбираться не нужно бы было!
Митрофан зыркнул на Аксакала, и нарочито безразлично сказал мне:
— План счетов — вот загвоздка!
Терпеть не могу попадать в такие ситуации. Звенела такая тишина, что слышно было, как на другом конце города Петухов требует от очередной жертвы переложить пробку из штанов в рубашку. У меня все окончательно запуталось. Активные счета бегали и размахивали руками, пассивные тихонько посапывали во сне, их присвистывание служило аккомпанементом командам с другой стороны города. К тому же выясняется, что счета еще и планировать надо. Как их планируют?
Все эти вопросы я обрушил на присутствующих с целью борьбы со звоном тишины.
— Ничего планировать не надо, — пояснил Митрофан, — план счетов — это просто термин такой.
— А что этот термин означает?
— Для математиков план счетов — это синоним множества. Или совокупность, или набор, или все эти счета вместе.
— Только и всего?
— Ага.
— И больше ничего?
— Ну еще инструкции, что в какой счет писать.
— А активные, пассивные?
Митрофан зачем-то полистал Ожегова, потом отложил его в сторону и изрек:
— Вот плита.
Плита трехконфорочная, с надписью «Лысьва» ничем не впечатляла. По крайней мере не вызывала ни малейших сомнений, в том, что она — плита.
— Что о ней можно сказать?
Внимательно изучив плиту, я нашел верный ответ:
— Что вся борщом заляпана.
— А вот и нет! — торжествующе воскликнул Митрофан. — Про нее можно сказать:
а) где она стоит;
б) откуда она здесь взялась.
— Так где она стоит? — продолжил допрос Митрофан.
— Да вот же она! — возмутился я.
— «Вот же она» в счет не запишешь, — заверил меня Митрофан, — Так где она стоит?
— Ну на кухне!
— И снова нет! — закричал будущий предприниматель с еще большим торжеством. — Попал пальцем в небо! «На кухне»! На основных средствах она стоит!
Я заглянул под плиту, и сделал вывод:
В то, что стоит на полу, еще поверю. Что на линолеуме стоит, тоже поверю. Но никаких средств под плиту не подложено. Ни основных, ни вспомогательных. Это точно. Да и средства для чего под нее можно подложить? Или против чего?
— Ничего не понимает, — пожаловался Митрофан отцу.
— А! Понял! — меня осенило. — Плита стоит на... то есть под ней начиркано мелком «Машенька»! Вот она и стоит на «Машеньке». А мелок «Машенька» — основное средство против тараканов!
— Вот дуб! — восхитился Митрофан.
— А вот дуб тут не при чем! — категорично возразил я, — Если бы плита стояла на паркете, я бы еще согласился, но паркет для нас не средство, и даже не цель в связи с отсутствием средств!
— Вот! — обрадовался Митрофан, — Отсутствие средств! А плита — это средство для испечения пирожков! Основное средство! А основные средства, это так счет называется! Название счета: основные средства!
— А-а-а! — протянул я.
— Терминология, батенька, терминология. Вот ты знаешь, что такое статья?
— Знаю. Мы люди грамотные, газеты читаем!
— Ну вот, опять, — расстроился Митрофан, — при чем тут газеты!
— А что? Уголовный кодекс?
— Нет. Статья доходов, статья расходов...
— Что-то слышал.
— Я вот тоже что-то слышал. На каждую статью открывается свой счет. Так что, статья и счет — синонимы?
Я пожал плечами.
— Вот! Не надо было с Таней разводиться, — однообразно посетовал Боригор Всеволодович!
— Папа! Она же бухгалтер.
— Ну и что, что бухгалтер, — невозмутимо произнес Аксакал, — нет людей без недостатков!
— Папа! Она же нормы расхода мыла ввела! Помнишь, кусок мыла на 324 мытья рук, или 86 походов в ванную!
Боригор смерил сына тяжелым взглядом, установив тем самым тишину, аналогичную прежней. Разряжать обстановку снова пришлось мне.
— А что еще пишут на основные средства?
— Здания, экскаваторы, станки, — с воодушевлением начал Митрофан, — в общем, все такое. Все что стоит свыше... А, не помню!
Митрофан предостерегающе глянул на отца. И закончил:
— Путаница страшная. Но это уже не важно. По приказу министерства финансов Российской федерации от 31.10.2000 № 94н на основные средства будут относить, все, что служит больше года.
Такая прозорливость меня потрясла. Но собравшись с мыслями я нашел силы для ехидного замечания:
— Авторучки, например.
Митрофан только развел руками.
— А вот не надо было разводиться, — заявил Боригор Всеволодович, — сейчас бы знал, свыше какой суммы.
Аксакалу были явно безразличны тяжелые сыновьи взгляды, и весь наш диалог он пережидал, только для того, чтоб вставить свое пудовое слово.
— Папа! — взвыл Митрофан благим матом, — Но она же счет для поцелуев завела. Мои поцелуи в кредит писала, а свои в дебет! Причем, мои по рублю, а свои — по двадцать! И то, сальдо отрицательным выходило! Так она акты списания оформляла!
Боригор Всеволодович промолчал, раздраженно щелкнув выключателем наличествующего тут основного средства, на конфорку которого швырнул чайник.
Разряжать обстановку стало моим привычным занятием.
— Ладно. Плита на основных средствах. А какой второй вопрос?
— Откуда она здесь взялась, — столь же привычно воодушевился Митрофан, — кстати, откуда она взялась? Сколько помню, она всегда здесь стояла.
— Считай, что я тебе ее подарил, — пробурчал Аксакал, — хоть ты этого не достоин. Вот если бы...
— Папа! — заорал Митрофан так, что изумленно смолк Петухов на другом конце города.
— Ну ладно, давайте чай пить, — неожиданно смилостивился Боригор Всеволодович.
— Да не вскипел еще! — отмахнулся Митрофан Боригорович. — Если папа подарил, значит — целевой взнос.
Будущий предприниматель задумался.
— И что? — поторопил я его.
— А вот и все. Где стоит — активные счета, откуда взялось — пассивные.
— И вся разница?
— Ага. Только активные растут по дебету, а пассивные по кредиту.
— Почему?
— Была бы здесь Танька, — Митрофан покосился на отца, — она бы объяснила. Знаешь как? «Так положено!».
Конец фразы прервал свисток чайника.
— Заходи еще, — говорил на прощанье Митрофан, — Мы еще про основной капитал поговорим, и про оборотный. И про оборотно-сальдовые ведомости. И еще много чего. Я ведь когда рассказываю, сам лучше понимаю.
Боригор Всеволодович взялся меня провожать:
— Мне все равно в погреб надо, нам по пути, — лукавил он.
«Ладно, — думал я, — с пивом на халяву не получилось, так хоть активные счета сниться не будут».
В трамвае Аксакал через окно наблюдал вселенную, неподвижную в вечности, и помешать ему в этом достойном деле не могли ни толкотня, ни вспыхивающие на остановках мимолетные перебранки, ни магнитофон на передней площадке, давно просящийся в починку. А меня больше интересовали ножки, расположенные непосредственно под юбкой. Длина юбки была величиной мнимой. А ножки, подобно параллельным прямым, не пересекались по определению. Обладательница этого сокровища была неправдоподобно хороша. Держась за поручень, она что-то говорила подружке. На собеседницу я даже не посмотрел. Я смотрел на НЕЕ. Только на НЕЕ.
«Молодая, красивая, белая», — пропел магнитофон и принялся жевать ленту.
Какая она неправдоподобно милая! Когда говорит, видны передние зубки. Господи!
Я изо всех сил прислушивался к разговору. Так хотелось услышать хоть обрывок фразы! А может получится удачно ввернуть словцо. Познакомиться. Я даже шею вытянул, прислушиваясь.
— Мы восемь копеек три дня искали. Восемь копеек искали три дня!
Мне немедленно захотелось дать красавице рубль. Чтоб освободить ее от изнурительных поисков на... Так, сто копеек разделить на восемь копеек и умножить на три дня. На тридцать семь с половиной дней! Больше чем на месяц! А за этот месяц мы бы смогли...
— Восемь копеек! Баланс сводили!
«Я ударил ее — птицу белую!», — взвыл магнитофон на передней площадке.
— Надо же, — в отчаянии обратился я к Аксакалу, — Такая молодая, такая красивая и — бухгалтер!
Вопросы для самоконтроля.
1. Что такое активный счет?
2. Что такое пассивный счет?
3. Как растет активный счет?
4. Как растет пассивный счет?
5. Как они убывают?
6. Сколько дней сводили бы баланс, если бы искали шестнадцать копеек?
7. Чего они вечно то проводят, то сводят?
Если ты дурак, закрой эту книгу и не читай! Хотя, если ты дурак, ты можешь закрыть эту книгу, и пытаться ее прочитать в этаком закрытом состоянии. А если ты этого еще не сделал, значит, ты Умный человек. Почти как я! А может быть даже чуточку умнее. Хотя это вряд ли. Но будем считать, что последней фразы я не говорил. Более того, ты просто гораздо умнее даже меня, раз читаешь эту книгу.
О чем же я хотел с тобой таким умным поговорить? А вот о чем. Если ты не только такой Умный, но еще и читать умеешь, (а как бы ты иначе это читал?), то наверняка заметил, что книжка называется «Для тех, кто понимает». То есть для тебя.
А почему она так называется? О, это весьма сложный вопрос. О названиях книг Думали и думают очень Умные люди. Не настолько умные, как мы с тобой, но все-таки. Толстой, Достоевский, Пушкин, Гоголь и еще много умных людей свои книги как-нибудь, да называли. А перед тем как назвать думали об этом.
Более того. Великие люди Ожесточенно Спорили, и спорят о такой простой вещи, как название книги. Казалось бы, Книга — это книга, а название — так, приложение к ней. Так вот поди ж ты! Большинство великих вообще считали, что название в книге наипервейшая вещь. И не только по порядку, но и по значению. Если ты понял, что я сказал, значит, ты и вправду умный. Почти как я. Или даже… Но не будем об этом. Некоторые из великих, вообще утверждали, что название не просто главная вещь, название важнее даже вступительной фразы. Во как!
Правда некоторые из великих полагали, что все это фигня на постном масле. Главное, говорили они, книгу написать. А там ее хоть и совсем не называй. Мы это мнение игнорировать не будем (ты ведь знаешь, что такое «игнорировать»?), но и рассматривать тоже не будем, поскольку высказывало его абсолютное меньшинство в составе одного человека, да и тот таким наивным способом просто прикрывал свое неумение это самое название придумать.
Я как большинство великих (так хотелось вставить союз «и» перед словом «большинство». Но скромность, скромность.) полагаю название важнейшей составляющей всякого произведения. Тому есть несколько причин. Сначала — второстепенная. Название это ведь как ID. Нет, так не понятно. Я вообще не стал бы упоминать это «ID», тем более не знаю что это такое, по той причине, что сам его только что придумал. Но если я не вставлю сюда какое-нибудь «ID», как ты догадаешься, что я умный? Почти как ты. То есть наоборот.
Название книги, это как фамилия человека. (А у других вещей фамилий не бывает). Стоит человека назвать по фамилии, например Ломоносов, и нам сразу ясно, о ком идет речь. А если у человека фамилия так себе, Овсов к примеру, так о нем уже и фельетоны пишут. И вспомнить об этом Овсове нечего, кроме того, что фамилия у него лошадиная. Да и морда наверняка такая же. Вот что значит дать человеку правильную фамилию!
А с книгой так же. Пришел к тебе приятель, и говорит: Я, дескать, такую книгу прочитал — Улет! Ты ему: Как называется? А он: Не могу вспомнить, вот вертится на языке… не помню. Вот и пойди после этого в магазин, и скажи: Дайте мне книгу, приятель не помнит как называется.
Возьмем, к примеру, Толстого. Возьмем к примеру «Война и мир». И сразу перед глазами встают пухлые тома. А назови он ее по-другому? Назови он ее, скажем, «Андрей Болконский»? Кто б тогда это название запомнил! Так бы и осталась бы книга никем не замеченная, как «Анна Каренина».
И причина первостепенная. Стоишь, скажем, ты возле прилавка. Смотришь, а чего бы почитать. Какая тут есть литература для такого умного как ты человека.
С этой точки зрения, название вообще нужней всего. Название по своей значимости уступает только оформлению обложки. Кто посмотрит на книгу, если у ней на обложке нет какого-нибудь ню. Голой бабы, по-умному говоря.
Название книги — это часть ее упаковки! А американцы говорят (хотя может и не все): «что упаковано, то продано». Недаром красиво одетых девушек называют упакованными.
Исходя из всего вышесказанного, я начинаю думать о названии еще до того как начал писать. Еще до того, как родился смутный замысел.
— А не написать бы книгу «Сюрприз»?!
— Здорово! А о чем?
— А черт его знает!
Мысли о названии терзают меня, даже если нужно назвать рассказик в полстраницы. Точнее не «даже», а особенно. Как не думать о названии, когда оно занимает без малого половину произведения!
У меня есть десятки книг. «Четвертый Рим», «Последний Рубеж», «Смертник»…
Жаль, что они не написаны.
А что начинается, когда работа над книгой в разгаре! В процессе написания книга меняет свое название раз десять. «Первый круг жизни». Красиво. По аналогии с Данте, только круги не ада, а подчеркнуто так — жизни. И герой в своих странствиях вроде описывает круг. Название с двойным смыслом! Здорово! Вот только слишком уж похоже на Солженицына. «В круге первом». Так что слово «первый» стоит убрать. «Круг жизни». Нет, это банально. Надо как-то заменить «жизнь». «Круг нагорной». Нет, слишком хитромудро. Как тогда? «Круг под Солнцем». Под Солнцем? Место под солнцем? Хорошенький круг жизненного ада получается! Ага, вместо «нагорной» возьмем «подсолнечной». «Круг подсолнечной»! Здорово, а! Так это что, книжка про масло? Нет, с кругом ничего не получается. Надо что-то совсем другое. «Туда и обратно». Это что, загадка про качели?! Так и мучаешься, так и страдаешь, в итоге книжка написана, а названия у нее так и нет.
С этой книжкой, которую ты так и не закрыл, что говорит о твоем выдающемся уме, такая же история. Даю список названий без комментариев.
«Блистательный абсурд».
«Евангелие от Сатаны».
«Евангелие от Сатаны (апокриф)».
«Маньяк».
«Наш Выбор!»
«Ваш Выбор?»
«Провинция».
«Сказки тихой рощи».
«Да фиг ее знает как назвать!»
Не трудно заметить, что в процессе работы, названия теряют свою звучность, а приобретают… Очень хочется верить, что они хоть что-нибудь приобретают.
В конце концов, книжка получает последний вариант названия, что совсем не говорит о том, что последнее было самым лучшим, а только о том, что предыдущие названия автору уже надоели.
Последнее название этой книги: «Для тех, кто понимает». Перелистните же страницу, милостивый государь, и наслаждайтесь.
Глава 1
Между шипящих створок вагонной двери выскочил здоровенный качок и тут же вцепился клешней в верхнюю пуговицу хлипкого мужичонка стоящего на перроне.— Тебе говорили, что сонет надо заканчивать двумя связанными терцетами?! — рявкнул он. — Говорили?!
Мужичонка не ответил. Он даже и не пытался ответить, так как единственным стремлением его на этот момент было глотнуть воздуху.
Дождавшись, когда мужичонка побагровеет, громила предоставил ему такую возможность, и снова сжал клещи.
Славик сидел на лавочке неподалеку, и естественно, такая сцена не могла ни привлечь его внимания. Пассажиры, выходящие из вагонов, тоже живо интересовались происходящим, но старались делать это незаметно, быстро опуская глаза.
— Тебе говорили, что квинты должно быть две? Говорили?! На хрена ж ты третью присобачил?! — орал амбал.
Мужичонка начал хрипеть.
«Хоть бы не приехала», — подумал Славик, с тоской теребя жалкие гвоздички, — «а что, прошлый раз поехала на три дня, а вернулась через месяц. Вот бы еще так! Жаль цветы подарить некому. А вот пойти бы сейчас с вокзала одному, а на остановке сидит…». Славик даже зажмурился, пытаясь представить воплощение чистоты и непорочности сидящее на остановке.
— Тихо, тихо, Толя, — произнес вышедший из вагона благообразный старик и принялся протирать платочком пенсне, которое, несмотря на преклонный возраст, могло достаться ему только по наследству от дедушки. — Так ты его совсем задушишь.
Толя слегка ослабил хватку, а старик продолжил:
— А ты, Сережа, нехорошо поступил. Разве ж это можно, сонеты двумя строчками заканчивать. Ведь существуют же традиции, каноны. А так это же шекспировщина какая-то получается.
— И долго ты так собираешься высиживать? — приехала! Змея.
— Погоди, — негромко сказал Славик, — тут такое…
— И чего это я должна ждать?! — взвизгнула Света. — Я два часа тряслась в электричке, устала как собака…
— Ты моли бога, что в четырнадцать уложился, — взревел качок, — тут один шестнадцать строк забабахал, так ты знаешь, что мы с ним сделали?!
«Точно. Собака. Женского пола», — угрюмо подумал Славик, и, подхватив чемодан, поплелся по перрону.
— Тихо, Толя, тихо, — послышался за спиной старческий голос.
Что случилось дальше, от Славика скрыла громыхнувшая вокзальная дверь.
Глава 2
На остановке, легонько постукивая тростью по ступенькам, в троллейбус вошел господин в цилиндре и крылатке.— Барин! — бухнулся ему в ноги здоровенный детина, — Дозволь спросить.
— Ну, спрашивай, спрашивай, — снисходительно улыбнулся господин, ласково поглаживая набалдашник трости.
— Ты чего так вырядился? — почти с ненавистью спросил здоровяк.
Мужчина в крылатке внимательно оглядел расползающиеся лохмотья, за многочисленными прорехами которых легко угадывалась косая сажень, скользнул взглядом по немыслимым обвязкам, накрепко примотавшим к ступням лапти, и изрек:
— Видишь ли, я своим видом эпатирую обывательское народонаселение. Ты знаешь, братец, что такое — эпатаж?
— Знаю барин, — обрадовался детина, — как не знать! Я ведь сам, только и делаю, что эпатирую.
— Вот видишь, — улыбнулся господин, — еще раз оценивая ширину сажени, — мы ведь с тобой поймем друг друга. Мы ведь не эти, что волосы гребнем, вериги нацепят и думают, будто в этом смысл жизни.
— Как не поймем, поймем, барин! — радостно воскликнул детина в драной косоворотке. — Вот слушай сюда. Это мой троллейбус. И эпатировать здесь буду только я. Понял?
После непродолжительной борьбы чувств, тот, что в крылатке сказал:
— Мне бы только до дому доехать, тут всего три остановки.
— Э! — вмешалась Света, — потировать в баню идите! Весь проход загородили!
Парни изумленно посторонились, для чего тому, что в лаптях пришлось подняться, и он принялся отряхивать колени своих синих в белую полоску штанов. Грязь была жидкой, и не отряхивалась, а размазывалась.
«Интересно, какую мораль можно извлечь из этой сцены?», — подумал Славик, умащиваясь рядом со Светой на свободное сиденье, — «Истина может рядиться в разные одежды? Да, но причем тут истина? Или: сила не в форме, а в содержании? То бишь в мышцах? Бред! Или: входить в роль — входи, но заигрываться не след? А может: отношения между людьми определяют все. Все остальное — мишура и ерунда». Поразмыслив, Славик пришел к выводу, что мораль из этого можно вывести какую угодно.
Глава 3
Троллейбус ленивой рысцой трусил по выбоинам городского асфальта. Славик грустно смотрел в окно, под неясное бормотание с переднего сиденья. Бормочут себе и бормочут, как будильник, который все время стучит, но которого никогда не слышно, если специально не прислушиваться. И тут Славику захотелось прислушаться. А чего так просто ехать. Скучно же.— Начало, оно в каждом деле — наипервейшая вещь! Как дело начнешь, так оно и дальше покатит. А смажешь начало, тут уж добра не жди. Куды ж ты поедешь, ежели телегу запрягаешь поперек лошади? То есть лошадь запрягаешь посреди телеги, — поучал древний дед, видимо, своего уже взрослого внука. Внук слушал молча, а если и задавал уточняющие вопросы, то совсем негромко. Славик не мог расслышать ни слова. — Вот конец — совсем другое дело! Конец — в любом деле вещь вовсе даже необязательная. В любом деле наипервейшая вещь что? Начало! А коли начал хорошо, так можно и совсем не кончать!
— Это ты так скажешь, а я так не скажу! — Неожиданно продолжил старец, — Потому, конец — всему этому самому, догадайся чему, венец! Вот ежели начнешь хорошо, запряжешь там, все правильно… А потом возьми и сядь поперек кобылы! Куда ты поедешь? А?
— Нет, как ты не начинай, а конец смазывать не годится.
— Значит середина — вещь совсем пустяшная? И-и-эх! Да что я тебе скажу, возьмем, к примеру, январь. Вроде зиме середина — зимуй его как хочешь. Ан глянешь, году-то начало! А начало это в любой вещи наипервейшая штука.
— А началось все вот как. Мыла Ефросиния пол в избе. Ну, Ефросиния Евлампиевна, дочь нашего агронома, ты его видел, как, то бишь, его зовут? Совсем из головы вон. Мыла она, значит хату, а тут забегает этот. Ну, ты его не видел, а как рассказать я не знаю. Да его никто путем и не видел. И Ефросиньюшка его тоже не разглядела. Сразу шваркнула шваброй по швондеру. Евлампий как из городу приехал, так все у него по-городскому. Избу и то шваброй моют. А разве ее шваброй вымоешь? Грязь развезешь и только. Они даже теперь — слушай, слушай! — есть по книжке готовят! Такая у них книга, там написано, налей в кастрюлю, значит, воду, положи туда, э-э-э, соль, потом, значит, положи… Да погоди ты со своим швондером! Потом туда положи перец. Книга такая, понимаешь? Не, я не пробовал. А у меня баба таких щец напарит, что куда там!
— Так вот, как врезала она ему шкворнем по рубильнику… Ну шваброй, шваброй. Так он в лес и утек. Только стул на полу оставил. Маленький такой твердый. От детского гарнитура. Его Евлампий из города привез, а на кой черт не знаю.
— Знаешь, — сказала Света, — Танькин обалдуй два билета достал. В какой-то очень уж престижный клуб. На сегодня.
«Ну достал и достал, — подумал Славик, — мне-то что?». На самом деле его очень заинтересовала дедова история.
— Ну, собрались мужики на этого швеллера охотится, — продолжал старикан, — пошли, значит, в тайгу. Шли они шли, притомились и присели на свой Т-80 отдохнуть. А у нас все так на охоту ходят. Девяностых-то в сельпо не завезли, вот и ходят все с восьмидесятыми, как деревенщина какая. Агроном, говорят, из города абрамса привез, да он его никому не показывает, так и стоит у него в шкафу, пылится.
— Только они не пойдут, — продолжила Света, — Танька со своим обалдуем опять разлаялись.
«Ну разлаялись и разлаялись, — подумал Славик, — мне-то что?».
— Так я у нее эти два билета выклянчила. — Победоносно завершила Света.
«И когда только успела? Сейчас только из вагона. — Изумился Славик и затосковал. — Теперь парикмахерская, макияж, то, се. Неугомонная! А как же маленькие семейные радости? Ведь не виделись-то сколько!».
Но вслух ничего не сказал. Он уже знал, что за подобным высказыванием последовала бы продолжительная лекция о том, что все мужики — сволочи, и только об одном и думают.
«Откуда она знает, о чем думают абсолютно все мужики?», — с тоской подумал Славик
Глава 4
…Край родной долготерпенья,
Край ты русского народа!
Не поймет и не заметит
Гордый взор иноплеменный…
Доносился из-под чадры высокий женский голос. Славик поднял высокий бокал тончайшего стекла, за край которого зацепился надрезанный лимон, с удивлением посмотрел на бумажный зонтик — он-то в стакане зачем? — и соснул через соломинку. В бокале оказался яблочный сок. Славик поморщился и принялся изучать зал.Зал как зал. Столики, стулья, посетители. На всех столиках коктейли и легкая закуска. Правда никто не ест, и почти не пьет. Так, прикоснуться губами к соломинке, и отставят.
…Что сквозит и тайно светит
В наготе твоей смиренной.
Удрученный ношей крестной,
Всю тебя, земля родная…
Продолжала странно одетая женщина.
— О, Федор Иванович! О, Федор Иванович! — сладострастно шептал седенький старикашка в бабочке и пенсне, совершенно таком же как у типа на вокзале.
— Извращенец! — внутренне хмыкнул Славик, — а чего она чадру напялила? — обратился он к Свете.
— Это не чадра, а паранджа, — прошептала Света.
— Какая разница, — хмыкнул Славик.
— Видишь — сетка? — прошептала Света, — значит — паранджа. А у чадры...
На них со всех сторон зашикали.
— А зачем эта паранджа? — спросил Славик, выждав минуту.
— Паранджа — чтобы ничего не отвлекало от текста,— сердито сказал молодой блондин из-за соседнего столика.
— Вы не должен мешать другим! — добавил его сосед с ярко выраженным, как показалось Славику американским акцентом.
Славик счел за лучшее сердито заткнуться и уставился на сцену. Там, похоже. сменилась исполнительница. Паранджа была такая же, скорее даже та же, Только голос немного другой.
Всю ночь гремел овраг соседний,
Ручей, бурля, бежал к ручью,
Воскресших вод напор последний
Победу разглашал свою.
— О, Афанасий Афанасьевич! — застонал старикашка в пенсне.— Может быть, все же «возглашал?», спросил его сосед по столику, тоже пожилой, с этакой бородкой клинышком, как у Троцкого или у Калинина.
Тот в ответ только приложил палец к губам.
Но тишине не дано было установиться.
— Вассар! — раздался крик шепотом из прихожей.
Исполнительница мгновенно скинула паранджу, и осталась в одной коротенькой юбочке. За кулисами зазвучала негромкая музыка, и девушка, оказавшаяся весьма миловидной принялась исполнять странный танец, основным элементом которого было повернуться к зрителям задом, и, вихляясь, задрать юбку.
Славик уставился на сцену. Не то, чтобы он никогда не видел женщин, но каждый раз смотрел на них, даже по телевизору. Как бы изучая природу. Дескать, смотри-ка, еще и такие груди в природе бывают. Жаль, что в телевизоре все красотки имели совершенно одинаковую грудь, словно сняли ее где-то один раз, и теперь во все фильмы монтируют.
— Вы не подскажите, что такое вассар? — Обратился тот, что в пенсне, к тому что с бородкой.
— Это синоним таких слов как «Атас» или «Шухер», — пояснил тот.
Да и за другими столиками народ ожил.
— Я приехал в Россия, учить русский, — принялся рассказывать американец блондину.
— Вот ду ю ду… тфу! На хрена тебе русский! — вмешался Славик.
Американец уже был знаком с нашими фразеологизмами, и вопрос понял без перевода.
— Я очень любить русский литература. Я хотеть читать Толстой и Набокофф.
— Дурак ты! — мстительно сказал Славик. — Чтобы читать Толстого в подлиннике, тебе нужно учить французский. А чтобы Набокова, вообще ничего учить не надо.
Американец принялся усваивать информацию. В зал тем временем вальяжно ввалились полицейские. Мужик и баба. Баба совсем молодая, с «хвостом» торчащим из-под форменной фуражки, а мужик грузный, здоровенный. «Я все на свете повидал», — читалось на его усталом лице.
Полицейские остановились, и принялись неспешно оглядывать зал.
— Кто бы там чего не говорил, а поиск смысла жизни — такая штука, от которой никуда не уйдешь. Да проблема вечная, да, занятие бесперспективное, да ответа не найдешь, поскольку никто не нашел его за тысячелетия. На самом деле, потому, что ответа попросту нет, — втолковывал кто-то кому-то в другом углу зала, не обращая внимания на распорядителя, который делал «страшное» лицо из-за спины копов. — Поиски пресловутого смысла происходят от неустроенности. Ведь если все хорошо, и всем доволен, чего тогда искать? Тогда тебя в эти поиски на аркане не затащишь. Правильнее даже так. Поиски смысла — не более как защитная реакция организма. Как одна из функций инстинкта самосохранения.
— Все нормально, — гавкнул ражий полисмен в рацию, — обычный стриптиз-бар. Ложный вызов.
Распорядитель за его спиной облегченно улыбнулся. Но поторопился. Дама в форме подошла к столу за которым сидели Славик и Света, и ни слова не говоря, пригубила из бокала.
— Всем стоять! Полиция! — взвизгнула она, выхватив пистолет и слегка присев, держа его обеими руками.
Толпа в один момент сорвалась с места, ринулась к выходу, переворачивая столы. Славика опрокинули. Оказавшись на полу, он пробовал было подняться, но на него несколько раз наступили, каждый раз впечатывая в пол.
— Я же говорил, надо спиртное на столики ставить — в запале кричал кому-то распорядитель.
Славику наконец удалось подняться. Толпа пробежавшая по нему, давилась в дверях. Девушка из полиции, все так же на полусогнутых, растерянно водила из стороны в сторону пистолетом.
— Надо было спокойно уйти, и вызвать подкрепление,— уверенно втолковывал ей старый коп. Я их с первого взгляда раскусил. Повязали бы всех как миленьких.
— Может, хоть этого возьмем? — виновато спросила девушка, кивнув в сторону Славика.
Славик в ужасе заорал и ринулся в толпу, все еще бившуюся в дверях.
Глава 5
…Отмахав квартала три, Славик остановился перевести дух. А, остановившись, понял, что глупее чем бежать во всю прыть ничего нельзя было придумать. Напустив на себя вид скучающего прохожего, Славик принялся оглядывать окрестности. Ничего необычного на улице не происходило. Жужжали троллейбусы, за углом грохотал трамвай, полиция никого не ловила. Пытаясь унять стук сердца, Славик расслабленной, как ему казалось, походкой двинулся по тротуару. Да нет, все обычно, все как всегда. Славик остановился у киоска с наркотиками, поглазел на витрину, а больше по сторонам, как он читал в книжках про шпионов, и купил «марку» ЛСД для Светы. Сам Славик предпочитал героин, но в этом киоске ему не понравилась этикетка.
В соседнем киоске, где продавали оружие и лицензии на отстрел очкариков, работал телевизор. Киоскерша его смотрела, когда не было покупателей. Но с улицы экран было видно, да и звук доносился. Славику не нужна была лицензия на отстрел, это ему было давно неинтересно. Вот лицензию на пытку он бы купил. Говорят, в столице продают. Но сюда не завозят, очень уж эти лицензии дорогие, и в провинции их не раскупают. Поэтому и не завозят.
Упершись руками в стену киоска, телевизор смотрела симпатичная девушка. Вообще позу ее в народе почему-то называют «раком». Но, сколько Славик не размышлял, ему так и не удалось отыскать связь между упомянутой позицией и давшим ей имя членистоногим. Сзади, уложив гигантское пузо девушке на спину, старательно пыхтел толстяк.
По телику шли новости. Славик решил посмотреть, не покажут ли происшествие в кафе, и остановился возле киоска. Сзади к толстяку подошел пожилой джентльмен. Все те же аксесуары — трость, бабочка, пенсне, бородка.
— Полиции удалось обезвредить банду вивальдистов,— рассказывала миловидная дикторша, — подробности у нашего специального корреспондента.
— Вот орудие преступления, — появился на экране, потрясая скрипкой, молодой человек, — с помощью таких вот варварских приспособлений...
— Правильно, — удовлетворенно сказала незаметно подошедшая старушка, — давно надо было за этих бандюг взяться. А кто такие вивальдисты? — обратилась она к Славику.
Славик обернулся и пожал плечами.
К пожилому джентельмену подошел подросток лет четырнадцати:
— Вы последний?
— Я.
— Скажите, что я за вами, я пока за сигаретами сбегаю.
— Мальчик! — крикнул вслед джентельмен, — мальчик! Кондом мне купи! Возьми денег!
— У меня есть, потом расплатитесь, на бегу крикнул юноша, и скрылся за углом.
— Да!— спохватилась старушка, — Девушка, вы еще долго здесь будете?
— Да постою еще немного, — ответила та, с радостью оторвавшись от надоевшего ей телевизора.
— Я пойду внуку скажу, что вы тут стоите, — заторопилась бабушка, — он давно хотел, все говорит: как увидишь где — скажи.
— Поторопись, бабуля, — улыбнулась девушка.
— Ой, бегу, бегу!
Сюжет про вивальдистов кончился, и начались спортивные новости.
— Мировой рекорд! — жизнерадостно заорал диктор, — На центральном стадионе выломано тридцать пять тысяч кресел! Это почти пятьдесят процентов всех кресел, что есть на стадионе!
«А где же Света? — запоздало подумал Славик. — Да дома, наверное, — успокоил он себя. И повернулся к уже вернувшемуся, распечатывающему сигареты подростку:
— Вы последний?
Глава 6
…Трамвай был пуст. Только на передних сиденьях устроились трое юношей лет по девятнадцать.
Славик выбрал место между рекламной листовкой марихуаны и плакатом «нельзя чувствовать себя настоящим мужчиной, не отстрелив ни одного очкарика!».
— Говорю тебе, это марсиане! — горячился кудрявый шатен с уже довольно хорошо оформившимися усиками.
— Дурак ты! — солидно возражал ему другой. — На марсе разума нет!
— Ну, значит, со звезды какой-нибудь! — не соглашался кудрявый. Они разведчика к нам лет двести назад заслали, а тогда все так ходили. Ты посмотри, сколько их выползло! И все с бородками, с тросточками, в пенсне!
— А, по-моему, — вмешался третий, — это просто очкарики маскируются. Нацепили пенсне, и думают, их уже и отстреливать не будут.
— А я говорю, это вторжение! — не унимался усатый.
Славику стало скучно, и он принялся разглядывать плакат на кабине водителя.
Огромная красная метла выметала маленьких уродцев, и надо всем этим пламенела надпись: «Поганой метлой — вердистов, вагнеристов, моцартистов и прочую нечисть!».
Сентенция первая.
Хочешь верь мне, хочешь — нет! Но книга — источник знаний!
К читателю
Так что тебе сказать, мой драгоценный читатель? Я в который раз восхищаюсь тобой! Мало того, что ты до сих пор читаешь эту галиматью, что, повторюсь, характеризует тебя как конченого гения, но и этот же факт говорит еще об одной твоей выдающейся черте. Я поражаюсь твоему долготерпению. Ты читаешь сей труд, несмотря на то, что подобные картины ты вынужден каждый день наблюдать на улицах твоего города. Села, поселка, деревни, бунгало, аула, ранчо, хутора, выселок, вольного поселения или еще какого-нибудь населенного пункта.
С другой стороны, ежедневно наблюдая такие картины, ты имеешь возможность убедиться, что повествование сие — чистая правда. Другими словами, я тебе не вру. Просто даже в мыслях у меня нет тебя обманывать.
Конечно, мне бы и не пришло в голову отвлекать тебя от столь захватывающего чтения, если бы в данном правдивом повествовании не случился совсем уж банальный поворот.
То есть, настолько типичный, что если все описанное выше, ты наблюдаешь ежедневно, если нечто подобное случается с тобой каждую минуту, то описанное ниже, не только происходит с каждым по семнадцать раз за неделю, но и раз по тридцать за час показывают по ящику.
И хотя в кино все врут, в отличие от этого повествования... Тут я забыл, что хотел тебе сказать. Поэтому ничего мне не остается, как продолжить.
Глава 7
Из кухни доносилось посудное бряканье.«Ну вот, Светка дома. Зря я за нее волновался, — подумал Славик, слегка переоценивая степень своих переживаний, — пойду в спальню переодеться».
Славик расправлял брюки на плечиках, когда в обычные кухонные шумы вплелось неясное мурлыканье. Света никогда не напевала на кухне. Но даже не это насторожило Славика. Мурлыканье было мужское. Слава никогда особенно не доверял жене, имея на то все основания. Но одно дело — не доверять, другое — застукать. На всякий случай он залез под шифоньер, где в облезлом чемодане хранил инструменты, и достал из него выдергу. «Давно надо бы специальный ящик для инструмента купить», — совсем не к месту подумал Славик, и, подобрав брюки, которые, наклоняясь под шкаф, он рассеянно положил на пол, на цыпочках прокрался к кухне. Там он и остолбенел.
Над скворчащей сковородкой с надувшимися желтками и белоснежными белками колдовал очередной джентльмен в пенсне и бабочке. Джентельмен был в рубашке, белоснежностью своей намного превосходившей даже белки на сковородке.
— Не, мужики! Я что скажу? Кулинария — это вещь! — заявил он, словно продолжая разговор, который даже не прерывался и почему-то обращаясь к Славику во множественном числе: «мужики».
Весь проследовавший затем монолог Слава прослушал не закрывая рта так и стоя на пороге кухни в смокинге но без штанов. Вернее со штанами в левой руке и выдергой в правой.
— Я ведь раньше тоже как думал? Дескать, набор рецептов. Положил то, потом се, потом еще чего-нибудь и получил то, что на заголовке. А черта с два! Кулинария — это такой фристайл!
— Конечно, если всыпать туда соли три ложки, а готовишь меньше ведра… Но ведь во фристайле тоже можно шею сломать. А вот если не доводить дело до абсурда, то тут все есть. И возможность реализоваться, и счастье импровизации, и самоутверждение, и море радости, и…!
— А кому мало, может заняться научной деятельностью. Хочешь, кулинарную книгу из собственных рецептов составляй, — а книга — это уже филология! — хочешь, физико-химические процессы исследуй. “Тепловая обработка пищи без выделения канцерогенов” — чем ни тема для монографии! Да что там монографии! Я только не знаю: дадут сразу доктора, минуя кандидата?
— А уж бабы! Бабы “улетают”! Не скажу, чтобы все, но через одну — точно! Кто-то скажет: “А я в ресторане закажу!”. Ну, если у тебя есть кошелек, тогда конечно. Тогда тебе и заказывать ничего не надо. Бабы “улетают” даже не от вида кошелька, а только от сознания того, что он у тебя есть! Но ведь, будь у тебя кошелек, ты бы тут не стоял с открытым ртом, а нежился в шезлонге где-нибудь на Гаграх!
— Про что, то бишь, я? Ах да, про баб! Тут, мужики, есть один нюанс. Одна скрытая опасность. Камень подводный. Если у тебя на бабу серьезные планы, — ну, жениться там, или еще как — кулинарные свои способности держи в строжайшем секрете. Нам легких побед не надо!
— Чем такая победа закончится? “Милый, свари то”, “Милый, пожарь это”, а потом: “Что ты за мужик! Уже два дня гараж построить не можешь!”.
— А там, где сегодня мужик готовит, там он завтра будет стирать! У них ведь, у баб, как? Если она сварила пшенную кашу — она “вертится как белка в колесе”, а если ты приготовил обед из пяти блюд с десятком салатов и десертов — ты сделал ей приятное. И меньше всего ее волнует, что у тебя просто не было времени забить этот самый пресловутый гвоздь! (В прямом смысле, конечно).
— Нет, мужики, на семейном фронте надо вести борьбу жестко, в переговоры не вступать, а если вступать, на уступки не идти! А если идти, то не далее пресловутого мусорного ведра!
Упоминание семейного фронта привело таки Славика в себя.
— Вы что здесь делаете? — решительно промямлил он.
— Глазунью жарю, — лучезарно улыбнулся джентльмен. — В глазунье главное правильно посолить желтки. Белки конечно тоже нужно правильно посолить, но желтки...
— А... Почему на моей кухне? — решил удивиться Славик.
— А почему нет? — впал в состояние крайнего изумления джентльмен. — Кухня как кухня, не хуже других. Мебель, вон какая хорошая. Стол с пластиковым верхом. Так вот, желтки следует солить обязательно...
— Вон отсюда! — рявкнул Славик.
— Ну, если Вы настаиваете... — обиделся джентльмен.
Он прошел в прихожую, снял с крючка шляпу, и тщательно усадил ее на голову перед зеркалом. Повернул ручку замка и вышел на лестницу.
«Даже туфли не снимал, — раздраженно подумал Славик, предварительно облегченно вздохнув, — надо на кухне подтереть».
— Кстати, желтки я так и не посолил, — просунул голову в прихожую необычный гость, — и плиту не выключил. А когда солишь желтки, главное...
— Вон! — заорал Славик. Его всерьез била дрожь, и он яростно замахнулся на субъекта в пенсне плечиками с брюками от смокинга, которые все еще держал в руке. От волнения он даже забыл, что в другой руке держит специально для этой цели взятую выдергу.
Голова срочно скрылась за дверью.
Зеркало отражало лицо Славика покрытое крупными красными пятнами.
— Зачем-же так нервничать? — послышалось из-за двери.
Славик решительно сделал три шага, распахнул двери с намереньем если не покалечить гнусного прилипалу, то хотя бы спустить с лестницы. Лестничная клетка была пуста. И даже ожидаемого топота вниз по лестнице не было слышно. Славик спустился на пролет, на другой — никого! Хмыкнув, Славик поднялся назад к себе. На этот раз Славик повернул ручку замка и даже подергал дверь. Заперто.
Из кухни несло горелым. Славик снял сковородку с уже почерневшими белками и раздраженно сунул в раковину. Одинокая капля с кончика крана упав на сковороду вызвала нечто подобное извержению. Славик поспешил открыть окно, смрад застрял в горле вызывая кашель. «Ну на фиг! Сковородку потом, и пол потом», — решил Славик выбегая из этого смрада и плотно затворяя кухонную дверь.
— Или еще лучше Светке оставить. Помоет, не переломится, — пробормотал он вслух.
— И это правильно молодой человек! — заметил джентльмен, комфортно расположившийся на диване.
От такой наглости Славик онемел. Он хотел было снова замахнуться на непрошеного гостя плечиками, но этому намеренью помешали два обстоятельства.
Во-первых, плечики, равно как и выдергу он оставил на кухне, когда воевал со сковородкой; во-вторых, рядом с диваном, на котором так беспардонно развалился этот хрен в пенсне стоял затянутый в кожу громила.
— Баба вообще должна знать свое место. Свои три «К»! — продолжил наглый мужик интеллигентной наружности. — Кухня, киндеры, и церковь! И все!
— Как вы сюда попали? — спросил Славик, косясь на кожаного громилу. В глазах отчетливо стояла сцена на перроне.
— О, это очень просто, — ответил бессовестный мужик, — Азы конспирации. Убегая, Вам не следует грохотать вниз по лестнице. Нужно лишь тихонько подняться на пролет вверх. Вы этому еще научитесь. Вам еще многому предстоит научиться.
Тон был самым благожелательным, но у Славика почему-то пробежали мурашки по спине. Ему даже представилась собственная спина в «гусиной коже», и от этого он внутренне передернулся.
— А зачем мне этому учится? — спросил Славик как можно независимей, и сам понял, что голос дрожит.
— Я слышал, что вы недурно играете на фортепьяно? — вместо ответа спросил джентльмен.
— Вовсе нет, — поспешил уверить Славик, заподозрив неладное.
— Не стоит прибедняться, — столь же благожелательно как прежде и даже с каким-то радушием проворковал этот тип в пенсне, — третья место на школьном конкурсе — это не просто так.
Сентенция вторая
Как утверждают люди знающие, всё уже было! Просто настолько всё, что ничего нового уже быть не может. Ну вот посуди сам.Бриллиантовый дождь. Был? Был.
Взбунтовавшаяся планета была? Была.
А уж про захват земли пришельцами я и вообще не говорю! Уж это настолько скучно, банально аж на зубах навязло!!!
Нет, ну не поверишь! Настоящая любовь и то была!!! Да еще пару раз!
А все что было — было описано. Это уже непреложный закон такой. Как где чего случится, так сразу и опишут.
Исключение я только одно назвать могу. Про разумную атмосферу. Как она человечество поработила. То есть, если согласился стать ее рабом — будешь дышать. А чуть взъярипенишься… Так она набьется тебе в легкие, и не будет выходить. А то еще хуже. Начнет от тебя разбегаться. Ты за ней бегаешь изо всех сил, ртом ее хватаешь, то есть пытаешься ухватить. А она уворачивается, как кокетливая женщина. Но от женщины у нее одно отличие.
